Изнанка - Арина Рекк

— охранять вытащенную на свет божий сферу, меня и мою семью от момента объявления помолвки до нашего вступления в род де´Ферир. Поэтому сдерживаюсь от своих обычных поддразниваний и только приветственно улыбаюсь. Не меняя выражения лица, человек-покер-фейс подмигивает. В последний момент сдерживаю веселое фырканье.

Священная обязанность разогреть толпу перед речью короля и принца выпала на долю придворного оратора. Ох, он и вещал! Даже у меня разбегались мурашки по коже от трепета и осознания великой чести присутствовать на таком большом мероприятии. А под конец речи короля я даже забыла, что у меня замерзли пятки и вообще я и есть та самая причина торжества.

Очнулась, только когда Рэв потянул меня за руку, чтобы подняться на невысокую сцену к стоящей посреди нее мерцающей голубой сфере. Прикоснуться к древнему артефакту страшно и волнительно. Оборачиваюсь на стоящего очень близко за моей спиной Рэва и… он такой красивый в холодном голубом цвете, что снова захватывает дух, и я забываю, зачем обернулась. Горячие ладони обхватывают мои запястья, интимно скользят по тыльной стороне ладоней. Несмотря на устремленные на нас взгляды затаивших дыхание свидетелей, несмотря на торжественность момента, хочется откинуться на его плечо, подставить шею под горячие губы, прижаться теснее, ощутить жар его тела, укутаться в его объятия, завести руки за голову и зарыться пальцами в короткие светлые волосы, притянуть его еще ближе…

— Сосредоточься, — его шепот опаляет, посылает разряд возбуждения по всему телу. — Вика, ты готова?

— Да, — выдох похож на стон, и от порывисто прижатых теснее положенного бедер Рэва внутри все съеживается и рассыпается искрами, устремляясь горячей волной вместе с кровью прямо в сердце и мозг.

— Вика… — снова шепот, как поражение.

А в следующую секунду обнятые его ладонями мои ложатся на холодное стекло. Рассыпающиеся во все стороны молнии от сферы жалят, но не причиняют боли. В голове слышу едва различимые голоса. И от паранормального общения с предками будущего мужа вытесняется возбуждение, оставляя священный трепет, волнительную дрожь и запоздалое осознания важности момента: я — невеста будущего короля.

Я знала это раньше, но только сейчас — под шепот канувших в прошлое — приходит понимание собственной силы и того, что я больше не имею права быть слабой. Рэв стоит за моей спиной, удерживает мои руки на сфере, и это так символично, что от понимания, что и в будущем он будет так же направлять меня и помогать, на глаза наворачиваются сентиментальные слезы. Отрываю, будто зачарованный, взгляд от ослепительной сферы и вижу расплывающиеся силуэты людей. Их много, но я безошибочно беру в центр внимания самых дорогих. Все они — моя семья, те, за кого я, не раздумывая, отдам жизнь. Хотя, как говорит Натан на их с Рэвом тренировках, за которыми я иногда наблюдаю, прежде чем отдать жизнь, лучше все же попытаться подумать.

Голоса в голове становятся различимей, и от услышанного чувствую смущение.

«Невеста» и «хранитель» — два слова, которые тихим шепотом проникают прямо в центр мыслительного процесса и прерывают любые мои личные трансляции мыслей. К статусу «хранитель» я давно привыкла, но слышать слово «невеста» в свой адрес слишком волнительно, чтобы думать о чем-то еще. И я бесконечно повторяю за ними: «Я невеста. Я невеста? Я невеста!»

Прерывается все резко. Рэв просто отнимает наши руки от сферы, но не выпускает мои ладони из объятий своих, оставаясь стоять за мной. И, наконец, оратор объявляет нас… ну, не мужем и женой, но мне хватает и объявления женихом и невестой. В этом мире это много значит. Поворачиваюсь, недоверчиво рассматривая своего жениха. Он же смотрит так ласково, что сердце снова заходится в истеричном перестукивании с ребрами, мешая нормально дышать. Наклоняется и — о, да! — на правах жениха прижимается к моим губам. Мимолетное касание-обещание, что теперь между нами все будет иначе.

Долгий взгляд глаза в глаза, наши улыбки друг другу и восторженные аплодисменты гостей, возвращающие с небес на землю. А потом танцы, шампанское, крошечные — на один укус — закуски, смех, улыбки… Мне даже не приходится притворяться няшей, потому что я на самом деле счастлива и готова любить всех и каждого. Плевать на босые ноги, жуткий цвет платья и немного растрепавшуюся прическу. Какая разница, если вокруг меня столько счастливых, уже не кажущихся пафосными лиц? Когда отец ведет в танце, забрав ненадолго у не менее счастливого жениха? Когда следующий танец танцуют до сих пор влюбленные друг в друга родители, а я прижимаю к себе брата, потому что он не признает чужаков? И как он перебирается на руки к Рэву, потому что считает его своим кумиром. Неважны, совершенно неважны и до смеха кажутся нелепыми мои переживания по поводу платья. Потому что будь я даже в мешке из-под картошки, пока я с теми, кто любит меня, и кого люблю я, я — самый счастливый человек во всех мирах!

И когда ноги уже подгибаются от танцев, когда голова кружится от выпитого, корсет поджимает набитый закусками живот, а праздничный вечер плавно перетекает в ночь, гости разбредаются по домам и выделенным им комнатам.

Решила последовать их примеру и я. И так как гостей по-прежнему слишком много, уйти предпочитаю по-английски. Не прощаясь, то есть. Предупредила только Рэва, его родителей и своего отца, который остался в зале в то время как мама ушла укладывать Никиту.

— Я провожу, — вызвался… отец! Не дав даже рта раскрыть собравшемуся что-то сказать Рэву.

Ну… папа!

Посылаю ему исполненный угрозы взгляд, но у папы иммунитет, и мои усилия остаются незамеченными. А у меня, между прочим, были большие планы на этот вечер! И начаться они должны были в уютном полумраке коридора… Хотя план провалился бы еще на этом этапе, потому что коридоры ярко освещались. Но когда двум влюбленным мешал яркий свет? Ладно, на этом этапе тоже что-то не так, потому что мы с Рэвом считаемся влюбленными, но почему-то наш первый поцелуй случился только сегодня. Старательно натягивая улыбку, обхватываю папу за руку и веду его к выходу. Я привыкла оправдывать нежелание Рэва остаться со мной наедине папиными запретами, но стоило признать, что вряд ли хоть какие-то запреты помешали бы ему, будь у него желание быть со мной. По-настоящему. Не как друг, от мимолетных прикосновений которого внутри все переворачивается.

— Понравился вечер? — спрашивает папа, когда двери зала оказываются далеко за спиной.

— Да, — от неубедительности сама кривлюсь.

— А казалась такой счастливой, — папа прищелкивает языком и смотрит так, будто уже все