Пленница в башне - Вайолет Уинспир

— Да, сеньор. — Пакита обмахнула стулья передником и отправилась, чтобы принести приборы, скатерть и меню.

Местечко для завтрака было очаровательным, Ванесса наслаждалась сердечной атмосферой и сельским обаянием этого уголка, и сдержанность, с которой она обычно вела себя с доном Рафаэлем, растаяла, как сосулька в летний день.

— Меню составлено на испанском, может быть, я сам выберу для вас, мисс Кэррол? — спросил он.

— Прошу вас, сеньор, — ответила Ванесса. Впрочем, как ни странно, она все больше начинала понимать испанский язык. Ванесса теребила в пальцах салфетку и слушала его низкий голос, когда он заказывал завтрак. Пакиту, очевидно, разбирало любопытство. Ванесса понадеялась, что она не вообразит, будто их с доном связывают романтические отношения. Ведь он сам говорил ей, что островитяне рассматривают дружбу между холостяком и незамужней девушкой как нарушение приличий. Впрочем, он ведь был идальго и, наверное, обладал, некоторыми привилегиями по сравнению с остальными мужчинами, возможно даже, что они распространялись и на такой случай.

— Пакита пообещала, что не замедлит с первым блюдом и добавила, что сразу же принесет и вино.

— Вино к завтраку? — воскликнула Ванесса.

— Непременно! Я заказал крабов, а к ним хорошо подходит Vino Verde, которым славится асиенда. — И он безжалостно взглянул на нее поверх стола. — Вы говорите, что мы, испанцы, живем по строгим правилам, а сами так широко раскрываете свои зеленые глаза, изумляясь тому, что я заказал вино. Ведь оно лучше чая.

— Но вы выпили не одну его чашку, когда бывали у нас на плантации, — запротестовала Ванесса. — Почему же не сказали, что предпочитаете более крепкие напитки?

— Ну, не из опасения, что меня станут считать нецивилизованным иностранцем! — Рафаэль сухо усмехнулся. — Я знаю, что в британских домах чай — такая же традиция, как у нас вино, поэтому сделайте одолжение, попробуйте, как превосходно сочетается Vino Verde с нежным крабовым мясом.

Ванессе пришлось признать, что вино и в самом деле восхитительно. Его слегка терпкий вкус прекрасно сочетался с крабами, темным коричневым хлебом и домашним маслом.

Аппетитные блюда как нельзя лучше дополняла неторопливая беседа. И хотя потом Ванесса не раз вспоминала об этих часах, не веря в то, что все это на самом деле было, сейчас она не могла оторваться от разных вкусностей, поданных на стол под гуайявой, и с интересом слушала рассказ дона Рафаэля о том, как он превратил одно из своих имений в детский санаторий. Солнечные блики поблескивали в их волосах, как золотые монетки, и придавали золотистый оттенок зеленому вину. Дон вертел ножку бокала в тонких смуглых пальцах, и его перстень с вырезанным крестом вспыхивал в солнечных лучах, а темные глаза горели от воодушевления.

И сейчас, и раньше, еще на плантации, Ванесса имела возможность убедиться в том, что иногда этот человек бывает непревзойденным собеседником. И теперь, смягченная окружающей ее красотой и вином, она с удовольствием отметила мирную дружескую атмосферу, которая воцарилась между ними. Но, конечно, это не могло продолжаться без конца. За этой ленивой усмешкой, от которой щурились его глаза, по-прежнему скрывался ее учтивый противник.

Не успеет этот день подойти к концу, как что-нибудь непременно произойдет, и они снова окажутся далеко друг от друга.

Он много путешествовал и живо описывал те места, в которых побывал; восхищался изумительными фресками Вероны, волшебной архитектурой Португалии, греческим Акрополем, залитым лунным светом. Все это вызывало у него искренний восторг, но остров Луенда был единственным местом, где ему хотелось бы жить и умереть. На этом острове обитали простые сердечные люди, сердца которых не точил червь недовольства, как сердца многих, живущих за его пределами.

Ванесса, едва не ставшая жертвой восстания в Ордазе, сразу же согласилась, что жители Луенды — чудесные люди. Невозможно было представить большей приветливости по отношению к чужаку, чем то, с каким к Ванессе относились и рыбаки, с песней вытягивающие свои тяжелые сети, и крестьяне, устраивающие праздники, когда шелушили кукурузу. Нельзя было не заметить и того, что между доном Рафаэлем и его работниками существовали тесные личные отношения. Он был их кумом, они смотрели на него с почтением, приходили к нему за советом и платили ему нерушимой верностью, в которой не было и намека на подобострастие, в большинстве случаев скрывающее гнойник злобы против тех, кто наделен богатством.

Она понимала, что власть, которой он обладал с рождения, в сочетании с деловой хваткой и худощавой, но крепкой фигурой матадора, превращали его в некоего идола в глазах островитян. Mi amigo grande — он и был их другом, впрочем, как и отцом, к которому они могли прийти со своими проблемами. Его собственный отец умер, когда ему исполнилось девятнадцать, и с тех пор он нес на своих плечах весь груз ответственности. Было вполне объяснимо, что иногда он вздыхал по беззаботной жизни крестьянина — владельца оливковой рощи и маленького виноградника.

Он откинулся на спинку стула и смотрел на Ванессу, сощурив глаза от солнца, лучи которого обливали золотыми потоками его смуглую шею и поблескивали на медальоне, затерявшимся в густой растительности на груди. Она подумала о том, что перед нею — действительно просто мужчина, обыкновенный человек, несмотря на богатство и власть, сосредоточенные в его руках. Его ленивый, рассеянный вид мог объясняться обыкновенной усталостью. При виде такого красивого ребенка, как Леон Рафаэль, он, конечно, не мог не думать о том, что когда-нибудь женится сам. Собирался ли он сделать своей женой женщину, похожую на Лусию Монтес, которая отвечала бы его утонченному вкусу? Или он выберет девушку милую и незатейливую, призванную стать матерью смуглых сыновей, которые унаследуют фамилию Домериков?

Поддался ли он чарам вдовушки? Не приходилось сомневаться, что благодаря своей изысканности она идеально подходила на роль испанской супруги, жены человека, занимавшего одно из главенствующих мест в обществе. В своих классических одеяниях, на фоне резных арок и барочных панно, которыми был отделан замок, она выглядела как нельзя более по-испански. Топазовые отблески канделябров в столовой тоже играли ей на руку. Свечи придавали кремово-оливковой коже и удлиненным, как у мавританок, глазам, нечто мистическое. Она смотрела на дона, слегка разомкнув яркие малиновые губы, намекавшие на интимную улыбку, которая говорила о некоторой уверенности в себе, невозможной, если бы сам он оставался безразличным к ее знойной красоте.

Наверное, он собирался вступить в брак со вдовой. Не потому ли он и хотел поручить Барбару заботам надежного человека, что сам готовился вскоре отбыть в свадебное путешествие?

— О чем вы думаете, мисс Кэррол? — неожиданно спросил он. — О предсказаниях старой Марии?

Она покачала головой и подняла со стола упавший красный лепесток.

— Вы не верите в то, что цыганка умеет гадать по руке?

— А вы, сеньор? — Она ушла от ответа и улыбнулась, чтобы скрыть веру, которую внушило ей прикосновение пергаментных рук Марии.