Мама, мама - Корен Зайлцкас

Вайолет провела еще несколько минут, изучая надписи на стенах телефонной кабинки, когда Имоджин наконец взяла трубку.

– Вайолет? Ты в порядке? Финч сказал, что тебя арестовали за эти семена. Это возмутительно! Они легальны! Черт возьми, мы купили их в садовом отделе на фермерской ярмарке!

– Меня не арестовали. Это долгая история. Думаю, мать лжет про меня – что я напала на Уилла. Отец отвез меня в Фоллкилл.

– Подожди. Что? В психиатрическую больницу?! Что тебе там делать? Нам приехать за тобой?

– Вы можете приехать навестить меня. Я не могу выйти, пока мне не разрешат.

– Кто не разрешит? Врачи или родители?

– Врачи.

– И как же, по ее словам, ты напала на Уилла?

– Я не знаю. Что-то с его рукой. Нож или что-то подобное. Боюсь, у меня могут быть серьезные проблемы. Мама сейчас решает, будет ли выдвигать против меня обвинение.

– Черт возьми, ты шутишь, что ли? Это серьезно, Вайолет. Тебе надо выбираться оттуда. Мои родители вытащат тебя. Моя мама сейчас стоит рядом.

– Нет, Имоджин, не надо беспокоить этим твою маму. Она и так сейчас борется с…

– Вайолет? С тобой все в порядке?

Вайолет подумала, что сердечная, великодушная Берил Филд была именно той матерью, о которой она всегда мечтала. Именно Берил научила ее параллельной парковке; именно она объяснила ей, как рисовать стрелки («Откинь голову назад и прикрой глаза наполовину. Думай как Мэрилин Монро»). В тот вечер, когда их хор выступал на весеннем концерте, Берил мягко предложила Вайолет снять колготки с уплотненным мыском, на которых ранее настояла Джозефина. («Ну вот! Так-то лучше, правда? – сказала Берил, едва свернутые колготки оказались в кармане Вайолет. – Ты и так выглядела прекрасно, но теперь ничего не отвлекает от твоих хорошеньких эспадрилий с открытым носом»). Берил задавала вопросы, требующие большего, чем просто «да» или «нет», – вопросы, которых никогда не задавала Джозефина: куда Вайолет хочет съездить, какие качества она находит привлекательными в парнях, что она думает по поводу подачи документов в колледж.

Естественно, Джозефина считала, что Берил бесхребетная и слишком балует детей; ей нравилось подшучивать над тем, как Берил воспитывает Имоджин, словно та была «драгоценной маленькой снежинкой», – хотя, полагала она, на самом деле Имоджин нужна мама с твердыми убеждениями и характером, чтобы «посрывать с ее лица весь пирсинг».

– Я в порядке, – ответила Вайолет, борясь со слезами.

– Имоджин говорит, ты в психиатрической клинике в Фоллкилл. Что случилось, дорогая?

Вайолет могла не уловить хрипотцу и усталость в голосе Берил. Это было так непохоже на когда-то жизнерадостную женщину, находившую время, чтобы наделать гигантских абстрактных скульптур из пластиковых труб или преподавать танцы с хулахупом в общественном центре Стоун-Ридж.

Вайолет хотела попросить помощи, но все еще не была полностью готова оспорить обвинения матери. Ей нужно было больше информации. Ей нужно было время, чтобы выстроить стратегию защиты. Что бы ни случилось с Уиллом, пока это было слово Вайолет против слова Джозефины – до тех пор, пока не станет понятно, была ли в тот вечер Роуз в доме на самом деле.

Единственные слова, которые ей удалось выдавить, были недомолвкой века:

– Ничего не случилось. Я поссорилась с мамой, потом у меня была паническая атака. Или все было наоборот.

Перед глазами Вайолет вдруг возникло мамино лицо в тот вечер: она вспомнила, как глаза матери сузились, потом расширились, потом прищурились, словно она целилась в мишень. Она вспомнила рот Джозефины: сначала он нервно сжался, потом открылся в крике ужаса, потом оскалился, и верхняя губа поднялась, обнажая зубы. Что такого, черт возьми, сказала Вайолет, что заставило лицо ее матери – которая обычно ограничивалась садистскими ухмылками и фальшивыми улыбками – переменить столько выражений?

Было непонятно, почему вспышка безумия Вайолет вызвала такую же у Джозефины. Закончив разговор с Берил, Вайолет не могла выбросить из головы выражение, с которым мать смотрела на нее, когда отец увозил ее в больницу. Ее взглядом можно было убить. На ее лице читалось мстительное предостережение. Оно словно говорило Вайолет: ты дождешься.

Уильям Херст

– Хочешь колу? – спросил Дуглас, избегая смотреть на сына.

Они находились в его офисе. Дуглас включил один из трех компьютеров, стоявших на рабочем столе. На экране показалось окно входа в систему. Уилл дернулся, но постарался скрыть свое изумление. Джозефина всегда запрещала ему содовую, так что он даже не знал, какая она на вкус. Все, что было связано с кока-колой – ее запах, шипение пузырьков, цвет экскрементов, – вызывало у него тошноту.

– Нет, спасибо. Я не хочу пить. – Уилл попытался заглянуть через стол и проследить за пальцами отца, когда тот набирал пароль. Но Дуглас сделал это очень быстро. Слишком быстро. Вход в систему не занял у него и секунды. Полосатый логотип IBM ярко переливался на трех мониторах.

Уилл не мог не заметить, что на работе его отец был совсем другим человеком. Казалось, он подвергся трансплантации личности. Прежде Уилл опасался, что у отца была двойная жизнь, но реальность оказалась еще более пугающей: похоже, у отца была двойная идентичность.

Исчез Дуглас, живущий на Олд-Стоун-уэй, – уклончивый парень, который в минувшее воскресенье мрачно высидел с семьей сначала церковную службу, затем завтрак в кафе, пока ему не удалось улизнуть в спортклуб, где он провел почти пять часов. Его заменил Дуглас Херст из IBM – тот хвастливый и общительный типаж, который заставляет людей неловко улыбаться и отводить глаза. Он был не то чтобы уверен в себе, но имел отточенную «фишку» – сочетание профессионального жаргона и умения к месту ввернуть шутку.

Уилл на мгновение задумался, кто же из них был настоящим, но так и не смог определиться. Он попытался взглянуть на отца со стороны – увидеть в нем Дугласа, а не папу, – но увидел лишь стареющего ботаника с густыми седеющими волосами в офисной рубашке, застегнутой до самого адамова яблока. Уилл не имел ни малейшего представления о том, что за человек скрывался за поверхностью слегка заляпанных очков его отца.

Может быть, и сам Дуглас чувствовал смущение и неловкость в присутствии Уилла. Ни с того ни с сего он попытался заполнить тишину несвязным разговором:

– Много лет назад у нас работала одна ассистентка, которая была помешана на том, чтобы никогда не повторять один и тот же комплект одежды. И знаешь, что я сделал? Я написал для нее программу, которая позволяла ей отслеживать свои наряды. Она просто вводила название того, что собиралась надеть – например, «блуза в горошек с коричневым блейзером», – и компьютер тут же сообщал ей, что она уже одевалась так пятого декабря. – Дуглас рассмеялся и отхлебнул из походной кружки. – Уилл, не слушай, если тебе будут говорить, что компьютерные гики ничего не понимают в женщинах. Не все из нас социальные неудачники… Ну, за исключением Дона, конечно.