Джон Найтингейл. Страницы из дорожного блокнота - Мария Александровна Дубинина

ожидание подошло к концу. И пусть я не очень понимаю, зачем вам так сдалась эта улица, но все равно рад за вас. Ведь мы пойдем на сеанс?

— Ну разумеется, — воскликнул я, внутренне ликуя. — Я непременно все объясню вам, как только сам что-нибудь пойму.

Кроуфорд покачал головой, ни на грош мне не веря, но, к его чести, не попытавшись вывести меня н откровенный разговор и не пытаясь шантажировать заветными билетами.

— В таком случае, покину вас ненадолго. Пообедаем вместе. До свидания.

Реджинальд ушел, и я остался предоставленным самому себе. Незапечатанное письмо для Ханны все еще было при мне, и у меня возникло искушение написать ей, что скоро вернусь, ибо дело мое сдвинулось с мертвой точки, но вовремя одумался. Разумеется, глупо было бы полагать, что адрес на приглашении совпал с интересующим меня совершенно случайно. Случайности бывают, но не такие и не тогда, когда дело касается мистики. И все же опыт подсказывал мне, что торопиться не стоит.

Размышляя над предстоящим событием, я просто не мог не провести параллели с другой леди-медиумом. Агата... В силе ее дара мне ни разу не пришлось усомниться, однако же про мадмуазель Камелию я слышал впервые и, признаюсь честно, заранее чувствовал к ней предубеждение, объяснявшееся разве что странным, противоестественным чувством ревности. Словно душа моя протестовала против того, чтобы кто-то бросал тень на место, что по праву занимала моя погибшая невеста. И это было настолько же глупо, насколько печально.

Сегодня мы обедали в дорогом ресторане, где мне едва удалось уговорить моего друга не заказывать для меня лягушачьих лапок, ибо мой консервативный британский желудок мог не вынести подобных изысков.

— Напрасно отказываетесь, Джон, — покачал головой Реджинальд и жестом подозвал гарсона. — Побывать во Франции и не попробовать лягушачьих лапок это все равно что... Все равно что побывать в Лондоне и не взглянуть на Биг-Бен. Понимаете?

— И все же позвольте мне остаться при своем мнении, — мягко возразил я, потому что вообще не хотел ничего есть, и некоторое время молчание между нами нарушалось лишь звоном серебряных приборов о тарелки. В который раз я невольно ловил себя на мысли, что беззастенчиво пользуюсь добротой виконта и его странной расположенностью к моей персоне. Иногда его забота и доброжелательность походили скорее на проснувшийся отцовский инстинкт, чем на проявление дружеских чувств. К тому же, как я не мог не отметить, тайна рю де Лешель, о которой он ровным счетом ничего не знает, привлекала его с поистине детским восторгом, однако стоит признать, что без помощи этого уникального во всех смыслах человека я не продержался бы в Париже и недели.

— Вы давно знакомы с месье Лафонтеном?

— Почти пять лет. Это просто поразительный человек, Джон. Возможно, вы слышали про Аллана Кардека?

Я отложил приборы в сторону и задумался:

— Кардек... Мне кажется, я где-то слышал это имя. Это не тот самый Аллан Кардек, который основал "Парижское Общество спиритических исследований"? Если не ошибаюсь, в 1848 году.

— В 1858 году, — поправил Реджниальд. — Вы неплохо осведомлены по части спиритизма.

— У меня был хороший учитель.

— Познакомите?

Я изобразил вежливую улыбку, но, как всегда бывает при разговорах об Агате, получилось неважно:

— Увы, его больше нет с нами.

Кроуфорд принес соболезнования, по каким-то своим признакам догадавшись о моем личном горе.

— Расскажете?

— В другой раз. Сегодня мне бы больше хотелось послушать вас.

— Да что тут рассказывать. Место Кардека у руля Общества получил Лафонтен. Я думаю, Обществу с ним повезло, идеальная кандидатура — целеустремленный, увлеченный своим делом, образованный, из уважаемого семейства, — тут Реджинальд внезапно замолчал. — Одним словом, он очень интересный и умный человек. Я не так давно вступил в "Парижское Общество спиритических исследований", так что едва ли смогу позабавить вас какими-то особыми подробностями его работы.

Что ж, участие Кроуфорда в деятельности этого Общества объясняет его интерес к моему делу. Мне даже подумалось вдруг, что, возможно, я напрасно таю все в секрете, ведь есть вероятность, что помощь и поддержку я смогу отыскать именно у него, к тому же я не люблю обманывать хороших людей, пусть даже и объясняя это стремлением их защитить.

— А мисс Камелия? — вспомнил я. — Простите, мадмуазель.

Нас прервал официант, принесший бутылку шампанского за счет заведения. Похоже, все французы неравнодушны к игристым винам, ибо подобные знаки внимания со стороны владельцев ресторанов к персоне моего друга повторялись регулярно.

— И тут я знаю лишь то, что говорят о ней в свете. Молода, даже юна, миловидна, образована, — он ненадолго задумался. — Не знаю, право, что еще добавить. О ней говорят, будто бы она наделена невероятным даром и с самого детства общается с мертвыми. Сегодня нам выпал шанс это проверить.

Я не стал высказывать свой скептицизм вслух, по отношению к Кроуфорду это было бы все равно, что отобрать у ребенка любимую игрушку, ведь, в конце концов, он абсолютно прав — вечером я все узнаю сам.

Как обычно бывает в ожидании чего-то важного, время тянулось до неприличия медленно. Я вынужден был отказаться от ужина по причине плохого самочувствия, и пусть тут я немного сгустил краски, однако проблемы с аппетитом у меня действительно были, и я как врач не мог определить причины своего же недуга. Впрочем, есть большая вероятность, что никакой болезни нет, а во всем виноваты нервы, как любит говорить моя матушка. Беседа в ресторане разбередила воспоминания, что я долгое время пытался в себе подавить. Я вспомнил холодный ноябрьский вечер в Лондоне, когда я сопровождал Ханну, поддавшись ее слёзным уговорам, на спиритический сеанс в дом с облупившейся голубой краской, где меня терпеливо ждала самая прекрасная женщина из всех.

В начале одиннадцатого меня, позорно задремавшего за письменным столом, разбудил деликатный стук в дверь.

— Джон, вы готовы? Мы договорились выйти пораньше, помните?

Я не имел привычки запирать дверь, так что после вышеприведенной тирады любопытный Реджинальд заглянул в комнату и, естественно, увидел меня, даже еще не начавшего собираться.

— Вас ни на минуту нельзя оставлять одного! — он прошествовал к бельевому шкафу и самолично, не слушая возражений, достал оттуда смокинг