Зов морской раковины - Зое Дженни

Заставленная велосипедами парадная вела в тенистый двор, окруженный высокими стенами домов. На посыпанной гравием площадке вокруг стола с едой стояли молодые люди и пили вино из пластиковых стаканчиков. Из открытого окна доносился голос Лори Андерсон. Я пробралась сквозь толпу к столу, взяла тарелку и попыталась положить на нее как можно больше всего. Но, к несчастью, когда я неловко ковыряла паштет, меня заметила подруга отца. Кусок паштета прилип к ножу и не хотел отлипать. Широкими шагами она подошла ко мне и стала представлять меня гостям как дочь своего друга. Конечно, лишь затем, чтобы предоставить живое доказательство его возраста, который, должно быть, казался ей пикантным и крайне завидным обстоятельством. Отец никогда не появлялся на ее вечеринках, и друзья уже сомневались в его существовании. И вот теперь она праздновала победу над присутствующими женщинами.

Стоял мягкий весенний вечер, в соседнем дворе цвела липа; в воздухе летал липовый цвет, который ветер переносил через стену.

С некоторого времени у меня были свои представления о том, каким должен быть мужчина, в которого я могла бы влюбиться. Он должен быть как D. В., главный герой одного романа, зачитанного мною до дыр. Я точно знала, как он выглядел, какой у него был запах, как он двигался. Я сравнивала всех мужчин, которых я знала, с этим персонажем из романа и скоро поняла, что в городе, в котором я жила, таких, как D. В., не было.

Он стоял, прислонившись к стене, но так скованно, будто прилип к ней. Рядом кто-то настойчиво пытался ему что-то втолковать, он не смотрел на этого человека. Его взгляд под черными бровями, почти сросшимися у переносицы, блуждал по сторонам, пока не зацепился за мой; было ясно, что человек, говоривший с ним, ему не приятель. Нельзя сказать, что он хорошо выглядел; казалось, он бежит от чего-то. В первый раз я почувствовала притяжение к живому, реальному человеку, через меня будто прошел ток. Я все еще смотрела на стену, а он уже был рядом и что-то говорил мне. Он сказал, что экспериментирует с новейшими возможностями компьютерной музыки, работает как раз над изобретением чего-то совершенно нового. Мне было все равно, что он говорил, я смотрела на его белые руки и на вены, выступавшие под тонкой кожей, на голубые вздутия, в которых было видно биение пульса.

Отцовская подруга валялась в цветочной клумбе с пьяным мужиком, который пытался поцеловать ее в шею. Увидев меня, она помахала мне, закатила глаза и сделала движение губами, давая мне понять, что это просто дурацкая игра под пьяную лавочку и ни в коем случае не надо рассказывать об этом отцу. Пластиковый стаканчик с красным вином нагрелся в моей руке. Цветок липы спланировал прямо в него и, как пропеллер, прокружил в вине. Я засмеялась, но он взял из моей руки стаканчик и сказал, что вечеринки, на которых пьют вино из пластиковых стаканчиков, – это последнее, что вообще может быть. Я с ним согласилась и не успела оглянуться, как мы уже шли рядом по улице. И оттого, что мы совершенно запросто шли вместе, как будто нас что-то связывало, на меня накатила приятная тошнота. В голове была полная ясность, я ни о чем не думала. Старый паркет в его квартире поскрипывал под нашими ногами. Сотни компакт-дисков выстроились вдоль стены, в углу возвышалась башня музыкального центра, на полу валялись провода и микрофоны. Вдруг я спросила себя, что, собственно, я здесь делаю. Я хотела сказать ему, что, может, лучше встретиться в другой раз, но его руки уже обхватили меня и подняли вверх как пушинку. Он отнес меня в другую комнату, положил на матрас и раздел. Я испугалась, потому что его лицо уже было не узнать, оно, распадаясь на кусочки, очутилось совсем близко с моим; нос и подбородок, словно увеличенные под лупой, чуждо врастали в меня, и мне захотелось оттолкнуть их, но я, задержав дыхание, в оцепенении смотрела на потолок. Там было ржавое пятно, похожее на амебу, оно расползлось почти до середины. Наверху послышался звук как от катящегося шарика. Я следила глазами за этим звуком, шарик перекатился через плафон, через пятно и с шумом стукнулся о стену. Он что-то нашептывал мне на ухо, чего я не понимала, потому что сосредоточила внимание на звуках в верхней квартире. Моя рука неудобно согнулась и ныла, она лежала на матрасе как какой-то посторонний предмет.

Потом он лег рядом и мгновенно заснул. Я поняла это по дыханию и по тому, как грузно и неподвижно его тело лежало рядом. Я вытащила свою ногу из-под его ноги и отодвинулась подальше, чтобы больше к нему не прикасаться. Вдруг у меня появилось чувство, что я забыла сделать что-то очень важное. Я вспомнила фильм о больных СПИДом, который нам показывали в школе. Имена тех. кто умер до завершения съемок, в титрах были помечены крестом. Среди них был девятнадцатилетний парень. За несколько минут до титров он еще рассказывал о том, что собирается стать танцором, был уверен, что переборет болезнь благодаря своей энергии и силе воли. Потом он неожиданно вскочил, продемонстрировал двойные прыжки, пируэты, кружил, как волчок, по комнате, на несколько минут превратив ее в сцену. С гордостью он показывал приглашения от международных танцевальных трупп. Приглашения подрагивали в руке, а он недоверчиво улыбался в камеру, всем своим видом говоря: «Вы же видите, у меня все только начинается, – и я должен умереть от неизлечимой болезни? Вы же сами в это не верите!»

Учитель включил свет и сделал жест рукой, давая нам понять, что пора вставать и идти на перемену, злясь на то, что он должен был показать нам этот фильм, на то, что он грубо вторгся нам в душу. Маленькими шажками мы вышли из класса, а он остался там, разрушитель.

Я посмотрела вниз, на свое тело, которое, наверное, уже скоро умрет. Я думала об этом молодом танцоре, меня охватил страх, причинявший боль всему, даже простыне, на которой я лежала.

Я села и стала трясти его, мне нужно было расспросить его, но он не просыпался. Я побежала под душ и включила такую горячую воду, что она обжигала кожу. Думала таким образом убить вирус. Я зажала руками уши и слышала, как шумит кровь, видела кровеносные сосуды и вирусы – маленькие злобные шарики, которые бежали по ним, размножались, предательски сливаясь с шумом крови, чтобы однажды навсегда остановить ее течение. Я решила, что он не имеет ничего общего с D. В. и что больше никогда в жизни не позволю чьим-то рукам уносить меня. Ведь о важных вещах я всегда буду вспоминать с опозданием. Выйдя из душа, с горящей кожей, которая зудела, будто по ней ползали целые армии муравьев, я стянула с него одеяло, прошла в другую комнату и легла рядом с башней музыкального центра.

Резкая вспышка вернула меня из глубины сна в комнату.

– Мой спящий ангелочек, – с улыбкой сказал он, покачивая в руке «Полароид».

Со злостью я смотрела в чужое лицо.

– Тебе нужно сделать тест на СПИД, – сказала я и с яростью вырвала у него из руки снимок.

– Боже мой, да мы никак посерьезнели? – С обидой он швырнул мне бумажку. Наверху я прочла адрес клиники, внизу крестик, а напротив крестика – «отрицательно».

Было слышно, как он посвистывал в кухне; запахло кофе, и я выскользнула из квартиры.

Спустя два месяца я лежала на операционном столе, широко закинув ноги на металлические штанги. Я слышала слово «рогипнол», которое становилось все больше и заполняло мою голову. Я постоянно повторяла про себя это «рогипнол», погружаясь в него, потом в голове затуманилось, и я утонула в слове.