Миссис де Уинтер - Сьюзен Хилл

Оглядываясь назад, я вижу себя стоящей у калитки, под лучами утреннего солнца, которое разогнало остатки тумана и так пригревало мне лицо, будто дело было летом, а не в середине октября. Я как бы смотрю на себя со стороны, словно моя жизнь состоит из отдельных фотографий с моим изображением, а между ними нет ничего, кроме серого фона. Ибо в эти моменты я была спокойной, была довольной, была, полагаю, счастливой. Мне даже понравилось, что я одна, я быстро приняла как данность, что Максим еще не готов совершать прогулки по окрестностям и чувствовать себя свободно, и сказала себе, что это еще впереди, он еще придет к этому, если я не буду слишком резко его подталкивать. Я была совершенно в этом уверена.

Итак, я наслаждалась собственной компанией, днем, местами, по которым столько времени тосковала, моя печаль по поводу смерти Беатрис была приглушенной, меланхоличной, осенней и не могла испортить или заглушить мою радость, да я и не считала, что ее следует заглушать. Впервые я испытывала не чувство стыда или вины, а, напротив, удовлетворение от уверенности в себе.

Мне захотелось пройти на кладбище и постоять у могилы, тихо, в одиночестве, подумать с любовью и благодарностью о Беатрис; гораздо сподручнее это сделать сегодня, а не во время похорон, когда тебя окружает так много людей, все давят на тебя и все похожи на черных ворон.

Я проскользнула в калитку, закрыла ее за собой и вышла по траве к тропке. Беатрис, думала я, дорогая, славная Беатрис. Мне с трудом удалось ее представить, это место было слишком торжественным, слишком тихим для нее. Я гораздо яснее и четче видела ее в поле, представляла ее в движении и никогда - в состоянии покоя.

На похоронах было множество людей, множество друзей, и, похоже, все принесли ей цветы. Они лежали на могиле и вдоль тропинки на траве замысловатые кресты, строгие венки и простые домашние букеты. Некоторые выглядели искусственными, восковыми, словно были сделаны из картона или лощеной бумаги, совершенно не похожими на цветы, растущие в саду. Другие были скромными и простыми. Я наклонилась, чтобы прочитать надписи на карточках, и увидела как знакомые имена, так и неизвестные мне. С любовью и болью... Горячо любимой... С сочувствием... С уважением... Дорогой Беатрис это от нас... Моей любимой жене - от Джайлса... С нежностью и любовью - от Роджера. На некоторых венках карточки были оторваны, на других не видны, да я и не собиралась читать все подряд, это было бы похоже на беспардонное любопытство, на попытку совать нос в письма, адресованные лично Беатрис.

Затем, когда я поднялась и сделала шаг назад, я увидела его. Круг белоснежных лилий на фоне темно-зеленых листьев. Это был один из самых блистательных венков, дорогой, но не претенциозный, он выглядел элегантным, сдержанным и отличался безупречным вкусом. Я и сейчас его вижу - лежащим особняком от других, на продуманно выбранном месте. Когда я закрываю глаза, я не могу отвести от него взгляда.

Я наклонилась. Потрогала прохладные, нежные, белоснежные, изумительной красоты лепестки, чуть ребристые плотные листья, от цветов до моих ноздрей долетел приятный запах - пьянящий, тревожащий, излучающий опасность. Среди цветов оказалась карточка - плотная, кремовая, с черными краями, на которой также черными буквами было вытиснено: "С глубочайшим сочувствием". Но я смотрела в ужасе отнюдь не на цветы, не на вытисненные слова; я почувствовала, как холодок волной прошел по моему позвоночнику, мир зашатался, небо раскололось, оборвалась песнь дрозда и потемнело солнце.

А потрясла меня единственная, написанная от руки буква - черная, жирная, высокая, с сильным наклоном.

Буква "Р".

Хуже всего было то - и я сразу же подумала об этом, раньше, чем возникло множество вопросов, обрушившихся на меня подобно штормовому ветру, - хуже всего было то, что я понимала: мне придется нести все это внутри себя и нет ни единого человека в мире, которому я могла бы это рассказать.

После потрясения пришли страх и ужас, у меня закружилась голова, я почувствовала, что могу упасть в обморок, и вынуждена была сесть прямо на тропинке возле могилы Беатрис, рядом с венками и букетами цветов. Я опустила голову на колени, и это, должно быть, спасло меня, удары сердца снова стали ровными, в голове прояснилось, я встрепенулась и огляделась по сторонам, чтобы удостовериться в том, что поблизости нет никого, кто мог бы меня в этот момент видеть; к великому счастью, вокруг никого не было, церковный двор оставался таким же тихим и пустынным, как и в тот момент, когда я вошла в него через калитку. И лишь дрозд повторил свое предупреждение из кустов.

Венок белых цветов гипнотизировал меня, я не хотела на него смотреть, однако не могла с собой совладать; он привлекал меня своей красотой, совершенством, нежностью, безупречным вкусом. Я смотрела на него, будучи не в силах отвести глаз, однако, опускаясь столь поспешно на землю, вероятно, я перевернула карточку лицом вниз и не могла больше видеть надпись.

Затем я стала пятиться от венка, словно он напитан ядом, подобно некоему растению из волшебной сказки, и стоит только прикоснуться к нему, как я упаду замертво. Я повернулась спиной к венку, к могиле и ко всем прочим ярким и бесполезным цветам и быстрым шагом пошла по дорожке, ведущей в церковь.

Дверь в церковь была открыта. Внутри никого не было, там было холодно и довольно темно - солнце еще не пошло до прозрачно-чистых окон вверху. Я села на самую заднюю скамью, чувствуя, как мне худо; меня охватила Дрожь, лежащие на коленях руки тряслись, ноги стали словно ватные от слабости, и я не могла ничего с этим поделать.

Должно быть, я чувствовала себя так, как человек, увидевший привидение: меня трясло, я верила и не верила увиденному, пребывала в смятении, уверенность и привычка опираться на здравый смысл оказались подорваны.

Венок был призрачным, белым, странным, нереальным, хотя я его видела и даже касалась, и если бы вернулась к могиле, то, уверена или почти уверена, нашла бы его на том же месте, но самое ужасное таилось в букве единственной, черной, с резким наклоном, изящной букве "Р". Что означает Ребекка. И эта буква написана тем давно знакомым почерком, который я никогда не смогу выкорчевать из памяти. Той самой рукой. Ее рукой. Ее инициал.

Но как она могла быть написана ее рукой? Этого не может быть! И затем поток воды с грохотом обрушился вниз, и все сгинувшие обломки, пролежавшие без движения много лет, всплыли на поверхность, заполнили мой мозг, сталкиваясь друг с другом и требуя моего внимания.

Ребекка была мертва. И похоронена. Очень давно. И Добавить к этому нечего. Я это знала.

Тогда кто прислал венок? Кто выбрал его с такой тщательностью, с таким вкусом, именно такой венок, какой она заказала бы сама? Кто написал эту букву на карточке? Человек, который способен зло и жестоко пошутить, разыграть подлый, хорошо продуманный трюк. Некто умный и осведомленный, человек, который нас ненавидит. Но почему? С какой стати? Спустя столько лет? Что мы ему сделали? Я инстинктивно чувствовала, что хотя венок находился на могиле Беатрис, предназначался он для наших глаз - моих и Максима. Никто не имел в виду причинить зло Беатрис, Джайлсу или Роджеру.