Ненавидеть Адама Коннора - Элла Мейз

Ни ответов, ни подтверждений. Судя по всему, у него не было юмора.

— Он женился в этом году на Олив. Она-моя лучшая подруга. я их друг. Я остаюсь с ними. Вы можете спросить их сами.

— А где эти лучшие друзья, Люси Мейер?

— У Джейсона была съемка, так что они были в Лондоне последние пару дней.

— Как удобно, не так ли?

Я попыталась убрать свою руку, но она все еще была крепко в его хватке. Я бросила на него раздраженный взгляд.

— Отпусти меня.

— Нет.

— Они прилетают сегодня. Ты можете спросить их сам.

— Вам предъявлены обвинения. И так просто отсюда не выбраться.

— Ради бога, ты меня вообще слушаешь?

— Я уже увидел то, что должен был увидеть.

Мое дыхание участилось, поэтому я опустила голову и попыталась удержаться, успокоиться, закрыв глаза и сосчитав до десяти.

Его пальцы на моих запястьях сжались до боли, поэтому я ахнула и резко подняла взгляд.

— Даже не думай плакать. Это не сработает.

Я не собиралась плакать; мне даже в голову не пришло, но как-то когда я увидел офицеров, идущих к нам, у меня начали наворачиваться глаза.

— Отличное время, — пробормотал Адам, увидев мои затуманенные глаза, и что-то оборвалось во мне.

— Ты придурок, — сказал я тихо. — Давай, выдвигай обвинения. Я нажимаю заряды тоже. Вы не должны быть родителем. Если ты не знал, угроза жизни является уголовным преступлением. Если я уйду, я возьму тебя с собой! Этот ребенок заслуживает лучшего отца, отца, который заботится о своей безопасности, ты… самодовольный сукин сын!

Он чуть не раздавил мне запястье, но остановился и уронил мою руку, когда я вздрогнула.

Может быть, вы думаете, что я звучала немного драматично, но уверяю вас, я не была королевой драмы. Он практически бросил своего ребенка умирать там. Я должна был позвонить в 911, а не они.

— Мистер. Коннор, — сказал один из офицеров, когда они подошли к нам.

После того, как Адам объяснил, что происходит и что он выдвигает обвинения, они даже не слушали меня и надели на меня наручники.

Надели на меня наручники!

Пять минут спустя я сидела на заднем сиденье полицейской машины и направлялась к их участку. Я была готов убить этого ублюдка. Если я когда-нибудь выберусь из тюрьмы, в которую меня собирались посадить, я точно убью этого парня.

***

Прошло пять часов — пять! — когда Джейсон и Олив пришли меня выручить.

В машине было тихо, а я все еще бурлила.

— Люси, — сказала Оливия, изогнувшись, чтобы оглянуться и заговорить со мной.

— Ненавижу его, — повторила я в десятый раз с тех пор, как села в их машину.

— Я хочу убить его. Я собираюсь выдвинуть обвинения, чтобы спасти этого ребенка от него, а затем убить его.

— Это заразно, Олив? Я должен беспокоиться? — Джейсон сказал из сиденья водителя. Наши взгляды встретились в зеркале заднего вида, и я нахмурилась. Его губы дернулись.

— О чем он говорит? Когда я взглянула на Олив, она пыталась скрыть собственную улыбку. — Чему вы двое улыбаетесь? — Я закричала. — Конечно, может быть, я и просидела в тюрьме пять гребаных часов, но я серьезно сомневаюсь, что у меня инфекционное заболевание.

Улыбка Оливии стала шире.

— Конечно нет. Он говорит о чем-то еще. Не обращай на него внимания.

— Что? Не храни от меня секретов, Олив. Я очень уязвима в настоящее время.

— Я ничего не скрываю от тебя, Люси. Я обещала убить тебя когда он вез меня из офиса руководства студии. Знаешь, в тот день, когда у меня была встреча? В тот день, когда ты оставила меня в полном одиночестве? Он думает, что нам нравится устраивать массовые убийства.

Я взглянула на Джейсона.

— Не шути прямо сейчас. Будьте мил со своей женой в свободное время. Она вся моя на данный момент. Я была в тюрьме. Мне нужен мой друг.

— Я предполагаю, что мы будем продолжать слышать о том, что ты была в камере предварительного заключения, в одиночестве, в течение очень долгого времени.

— Как насчет того, чтобы следить за дорогой, чтобы мы не умерли до того, как я убью этого самодовольного сукина сына?

Положив руку на ногу Оливии, он сказал:

— Она вся твоя, малышка.

— Спасибо, — саркастически сказала я, а затем снова повторила: — Я его ненавижу.

Олив положила свою руку на руку Джейсона, и напряженный момент прошел между ними. Они были милыми, так что я оставила это без внимания.

— Думаю, мы это уже поняли, — сказала она. — И не отрубай мне голову, потому что мне неприятно говорить, что я говорила тебе это, но…

— Я дам ему столько, — неохотно призналась я. — С моей стороны было неправильно шпионить за ним. Но я не преследовала. Есть явная разница. Я просто карабкался по чертовой лестнице, и если он оказывался на заднем дворе, я наблюдала за ним несколько минут. Вот и все.

— Конфиденциальность очень важна для нас, Люси. Ты уже должна это знать, — присоединился к разговору Джейсон.

— Я не говорю, что это было правильно, но если бы я не смотрела, этот ребенок был бы мертв прямо сейчас. Разве это ничего не значит?

Он молчал. Сообразив кое-что еще, я скользнула вперед на своем сиденье.

— Ты веришь мне, верно? Пожалуйста, скажи мне, что ты веришь мне, когда я говорю, что единственная причина, по которой я перепрыгнула через эту стену, чтобы спасти ребенка от утопления.

— Конечно, верим, — пообещала Оливия.

— Джейсон? Ты мне веришь, да?

Он снова встретился со мной взглядом и вздохнул.

— Да, Люси, но это не важно.

— Как это может быть не важно! Он должен был упасть на его колени и целовать мои ноги за то, что я была там.

Целовать другие части тоже было бы приемлемо, но не больше. Я не позволяла ему приближаться ни к одной из моих женских частей, не говоря уже о том, чтобы принимать поцелуи.

— Я имел в виду, что то, что я думаю, не имеет значения. Дело в том, что Адам думает — ты сталкер.

Я ненавижу его. Я действительно, действительно ненавижу его. Я откинулась назад и скрестила руки против моей груди.

— Что теперь будет? — спросила я, когда тишины стало слишком много.

— Я поговорю с ним и заставлю его снять обвинения — ответила Оливия.

— И как вы думаете, что вы это сделаете? Джейсон вспылил, косясь на Оливию.

— Я объясню, что Люси просто пыталась помочь. Я не знаю, буду её свидетелем, в некотором роде.

— Нет, — сказал он, на этот раз более решительным тоном.