Нордшельский отшельник - Злоключенный

это, ведь ее жизнь принадлежала Герому — задолго до этого и навсегда.

Сама не подозревая, к чему приведут ее дерствия, она уничтожила и без того черную душу Гемоунида, и стала началом и причиной уничтожения всего сущего. Не совладав с болью и злостью, владыка ужаса решил уничтожить во Вселенной все проявления любви, которые видит на своем пути, и поработить сердце Богини.

Пока он собирал свои силы и армию Гемов, Боги Шираны ушли довольно далеко, и стали обосновываться, даже не подозревая, что их преследует безжалостное зло.

Так появились разные народы, земли и реки. Животные и птицы, россыпь городов и поселений. Появились вы.

Эльфийка и мечник встретились взглядами, по ее щеке потекли горькие слезы. Она небрежно смахнула их и с сожалением отметила, что оружие держала очень свободно и легкомысленно, заслушавшись несправедливой историей. Пальцы ее стали замерзать, и она наполнила чашу ароматным горячим напитком, на миг отложив клинок, чтобы в следующую минуту держать его в правой руке. В левой покоился горячий чай, который она отхлебнула.

Он пошевелил затухающие дрова палкой и продолжил:

— Спустя годы… Века… Процветающий мир обратился в огонь, когда Гемы наконец-то достигли своей цели. Прознав про нападения, Боги решили собрать все свои магические силы для обороны. Часть своих сил и знаний они намеренно заточили в амулеты и книги. Когда Ленара и Гемонуид встретились лицом к лицу на границе прекрасного мира, он предложил ей сдаться и уйти с ним.

Но Ленара не чувствовала к чудовищу ничего, кроме отвращения. Ее сердце противилось измене, а Гером ответил ему, что лучше сгинет в пламени, чем отдаст возлюбленную в лапы монстра. Так началась Ширанская ночь. Вернее сказать, это была Ширанская неделя — столько держались Боги и их маленькие народы против полчищ Гемов, ступающих на землю, а когда силы стали иссякать, пришел конец. Гемонуид питался страхом, болью и ужасом, потому с каждым порабощенным миром становился только сильнее. Ему не составило труда убить других богов на глазах у страдающей Ленары. Погибая, они вливали магические силы в нее, словно в сосуд, чтобы самый последний удар стал сокрушительным. Когда он в последний раз спросил ее о покорности к нему, она пронзила его копьем. Разъяренный, он схватил ее и попытался раздавить, как букашку.

Погибая, она выпустила магию четырех богов такой силы, что Гемонуида отбросило за границы нескольких сотен миров. Ослабев от неожиданной атаки, он залег на дно, надеясь когда-нибудь собрать в себе силы для новой битвы. А остаточная армия Гемов, освободившись от влияния повелителя, стала расползаться. Кто-то, обретя самосознание, откололся от всех и залег отшельником в этом мире. Я полагаю, потому что часть из них никогда и не стремилась причинять вред. Но была сломлена чужой, сильной волей. Думаю, многие из выживших вернулись к своему хозяину, не зная другой жизни, кроме повиновения и насилия.

Голос отшельника стал слегка хриплым от долгого рассказа.

— А как же артефакты? Кто их создал? — прошептала Лэниэль.

— Силы погибших Богов приобрели иную форму и раскололись, превращаясь в амулеты и артефакты, таящие большую магическую силу. Незнающий может лишь навредить, обращаясь с ними неосторожно. Они сгинули в разных уголках этого мира. Но найти и использовать их может лишь тот, чье сердце чисто. И ты доказала это, вызволив тот бесценный осколок из Руин Сеита. С тех пор, кажется, и пошел сказ о том, что эльфы превращаются в статуи, продолжая сохранять течение магии в мире заместо Богов.

Лэниэль только покачала головой. Ленара не была виновата в войне, лишь тот, чья злая душа решила растоптать все хорошее, что собралось под началом Ширан. Но закрались еще большие сомнения о рассказчике.

— Откуда ты сам знаешь обо всем этом так, словно был этому свидетелем?

Его смешок в тишине показался слишком громким, и девушка вздрогнула, сжимая оружие.

— Ты сама ответила на свой вопрос.

Глава 7

Пользуясь получившимся эффектом неожиданности и таинственности, незнакомец начал декларировать давно забытую легенду, откликнувшуюся в ее душе страхом. Обычно она звучала довольно шутливо, когда ею пытались напугать расшумевшуюся ребятню, но сейчас это звучало жутко. Почему-то сердце ее стремилось выпрыгнуть из груди, пока она слушала его печальный тихий голос, который становился могущественнее, по мере приближения к концовке:

— Он шагает по ночам,

Не страшась разбоя,

Он и сам кого угодно

Тронет за живое.

Злобный, жуткий дьявол леса,

На ветвях тебя подвесит.

Свою мать он разрубил,

Мясом отчим закусил.

К бою Гемы собирались,

И ни с кем не попрощались, —

Нет у тварей сей привычки,

Их дома горят, как спички.

Командир собрал войска,

Дал указ — рубить с плеча.

Никаких семейных уз,

В рукавах он прятал туз.

Уничтожить обольщенье

У родных просить прощенья.

За разбой, за кровь, за блуд

Части тела — там и тут.

Командиром этим был

Статный сильный господин

Он первее всех кромсал

Всех, кто моˈлил и кричал

Мирных жителей, зверей,

Старых, женщин и детей.

Без разбору кто-где-что,

Разворочено гнездо.

Сеял злобу, страх и ужас,

Не страшась, что жизнь, разрушась,

Под обломками его

Погребет; и оттого

Безрассудно сеял гибель

По приказу — «Покровитель!»

Боги сохранили жизни

От удара, словно слизни,

Силы тьмы разворотило,

И погибла злая сила.

Гнет души освободился,

Покровитель отступился.

Командир залег на дно,

В чаще леса, где темно.

Жители, прознав легенду,

Опасаясь инцидентов,

Обходили стороной.

Командир — как неживой,

Он заточен в темной башне,

Жизнь сказалась вдруг неважной.

Искупить свою вину,

Хочет все перевернуть

Жители не знают имя

Устрашает, нелюбимо.

Но тебе скажу, подельник,

Кличку —

Нордшельский отшельник.

Наконец, все маски спали, и Лэниэль смертельно побледнела. Страх ярко отразился на ее лице, сильнее чем тот, когда орки хотели полакомиться ее телом. Слухи о нем действительно ходили самые разные, один хуже другого, поэтому в горле мгновенно пересохло. К счастью или сожалению, она всегда думала, что это лишь сказки для детишек. И вот…

Отшельник с явным сожалением заметил перемены на ее лице, но не шелохнулся. Теперь она совершенно не удивлялась его мастерскому танцу с мечом, нечеловеческой силе, с которой он разрубал мышцы и кости, и уже с явной опаской смотрела в чашу с напитком, которую взяла взамен на оружие. Она выпала из ослабевших пальцев, и покатилась к носку его обуви. Голова вновь сильно закружилась, ее замутило. Неужели отравил?

— Это реакция на страх. Я не имел намерения отравить тебя или