Римская звезда - Александр Зорич

– В Капуе… в Капуе… Погоди, а что там?

– Ты нанялся в одну из гладиаторских школ.

– Ага. Я, конечно, выбрал ту, где платили больше всего – Юлианову…

Действительно, есть в Капуе такая школа. Ее, между прочим, основал не кто-нибудь, а Гай Юлий Цезарь – как явствует из самого названия. Впрочем, факт этот достаточно широко известен. Я, к примеру, в Капуе сроду не бывал, а знаю.

– …И, надо сказать, поначалу все ладилось. Ланиста по имени Пелоп, который появился там незадолго до меня, учил на славу. Так вышло, что большинство других новобранцев, обученных предыдущим ланистой, мне уступали. Пусть и не очень, потому что какой-то опыт настоящих боев у них уже имелся, а у меня такого еще не было. Но тут как раз представился случай. То ли наши очередных пиратов в море извели, то ли снова Германию завоевали, только были заявлены пятидневные игры. Все как положено: и звериная травля, и убиение осужденных преступников, и уж, конечно, бои. И вот с преступниками-то мне и повезло, а остальным не очень. Потому что были они как раз пленные пираты… Ага, значит над ними победу и праздновали, точно. А эти подлецы свое дело знают. Меч, копье, кинжал, топорик – это все им как плуг для пахаря. И даже зная это, городские власти тогда постановили, что семерым пиратам, по жребию, будет разрешено взять мечи и биться с гладиаторами. Всех остальных, на кого жребий не выпадет, затравят львами. Потом на львов будет колесничая охота, а вот потом уже наш брат станет биться с вооруженными пиратами. Разумеется, насмерть. Наши похвалялись: «Что нам эти провонявшие селедкой разбойники? Они только на море храбрецы! А как на песок, залитый кровью их товарищей, выйдут – враз обмочатся!» Но тут они поторопились. Все катилось по наезженной колее, пока на арене не появились пираты. Из первой схватки молодчага Азиатик, был такой, вышел победителем, но с арены его пришлось уносить – так его изранили. Но во втором поединке победил пират! А когда публика потребовала, чтобы он пощадил своего поверженного соперника, он, подлец, все равно перерезал ему глотку! Да еще и смеялся! Так что пришлось нашим биться с ними всерьез. И пока еще пятерых упокоили, я не я буду, дюжину своих потеряли! Представь, что в цирке творилось! В Капуе со дня основания такого не видывали! И вот остается последний, самый страшный. Косматое чудовище невесть какого роду-племени. Может даже и не человек вовсе! А в руках у него – палица размером с настоящее бревно! Вся медью обита и гвоздями утыкана. Гладиаторы тут обступают ланисту со всех сторон и говорят: «Пелоп, а Пелоп. А давай-ка мы новенького, твоего любимчика, проверим. Жрет он за троих, только в деле его пока никто не видел». Пелоп на них прикрикнул, чтобы не мутили воду, но я решил, что если сейчас сам не вызовусь, то, раз я все это слышал, меня сочтут трусом. А уж если тебя, друг, гладиаторы трусом опредметили, то жизни тебе в школе не будет. Рано или поздно сам в петлю залезешь.

– И ты вышел на бой с пиратом…

Барбий, от которого я с затаенной скукой ожидал многословных подробностей, вдруг порадовал меня невероятным лаконизмом:

– Верно. И убил его.

Сказав это, он замолчал.

– Наверное, это было нелегко? – спросил я ради приличия.

– Это было бы нелегко, – уточнил Барбий, – если бы не удача. Пират-чудовище замахнулся своей палицей, которая, как показалось мне в тот миг, уперлась в солнце. Я ушел от удара – мне лишь слегка расцарапало локоть. Навершие палицы ударилось о землю… и, представь, эта штука, которая была немногим короче корабельной мачты, хрустнула и переломилась пополам! А из ее сердцевины посыпался дождь желтых муравьев!

– Муравьев? – переспросил я недоверчиво.

– Да! Мерзкие насекомые, которых я всю жизнь ненавидел, сделали мне подарок! Выгрызли палицу изнутри! Она, оказывается, держалась на честном слове!

– Так не бывает.

– Я что, по-твоему, вру?

– Нет-нет, что ты… Наверное, просто спутал их с какой-то другой зловредной мелюзгой.

Барбий был непреклонен:

– Знаешь, Назон, если я сказал «муравьи», так будь уверен: ты не ослышался. И на зрение я не жалуюсь. Ты прав: так не бывает. Но так – было. И, пока косматый болван, точно как ты сейчас не веришь своим ушам, не верил своим глазам, я подскочил к нему вплотную и нанес одну за другой восемь ран. Не менее трех были смертельными! Но мерзавец не умер и даже устоял на ногах! О, уверяю тебя: зрители взревели! Встали на уши! Если бы трибуны были деревянными – не миновать крушения!.. Кстати, я тебе не рассказывал, как на моих глазах в Вольтурниях рухнул деревянный цирк и заживо похоронил десять тысяч?

– Нет.

– Ха, про это надо рассказать обязательно! Но слушай же пока про мой знаменитый бой…

В конечном итоге, я не обманулся в своих ожиданиях: подробностей избежать не удалось. Согласно Барбию, раненый пират, с каждым вздохом проливая из ран «не меньше секстария» крови, сгреб гладиатора в охапку своими ручищами, сжал и немедля сломал половину ребер. Барбий еще раз ударил его мечом, вырвался и бросился бежать. Пират – за ним. На трибунах свистели, улюлюкали и умирали от хохота. Камни, из которых был сложен цирк – и те тряслись в экстазе.

Несомненно, Барбий рассказывал интереснейшую и правдивейшую из всех историй, какие мне доводилось слыхать в своей жизни. Но пора было уже как-то переходить к Диане, клянусь ларами!

– И вот тогда я, сквозь кровавый пот, застивший мне глаза, увидел её, – торжественно сказал Барбий.

– Диану? – спросил я, затаив вздох облегчения.

– Увидел Терциллу! Разряженная милашка сидела в дорогом ряду и пожирала меня глазами!

«Та-ак… Терциллы нам только не хватало».

Вообще, следует сказать, Барбий отличался восхитительной способностью без предупреждения вытаскивать на свет имена, примечательные случаи, а порою и целые жизненные пласты. Причем делал он это с такой непосредственностью, будто слушатель – его душеприказчик, да что там, биограф, и уж конечно все ловит на лету, с полунамека.

Меня в связи с этим не раз посещала мысль, что Барбий ведет себя как прославленный герой былых значительных дней. Деяния такого героя, его родня, возлюбленные и недруги, приходят к нам из поэм и гимнов. Они отпечатываются в нашей памяти, да так выразительно и четко, что их подлинность ставит иногда под сомнение подлинность нашу собственную. Представляю себе как Ромул вырвался из страны мертвых и зашел ко мне на огонек. Ромулу, а точнее – тени Ромула, – при упоминании Рема не потребовалось бы объяснять мне, что, де, у меня, друг Назон, был такой брат, а вскормила нас с ним – представь себе, примечательнейший факт! – одна благодетельная волчица. Именно волчица, да-да!

Ну так вот. Ромула вскормила волчица, а наш герой Барбий увидел Терциллу. Кому что неясно?

– Терцилла была… она была такой чистой, такой красивой, что у меня дыхание сперло. Лицо узкое, умное, как морда породистой иберийской кобылы. Нос сильный, правильный, а брови – как у царицы! Кожа – белая, лилейная. Глаза же – как два черных алмаза, как две звезды и взгляд такой вдумчивый… Кстати, взгляд Терциллы говорил о многом. О, уверяю тебя! Это придало мне сил! И тогда, друг Назон, я резко развернулся, бросился на догонявшего меня пирата и нанес ему девятый удар! Прямо в горло! Только после этого он упал на колени и был мною обезглавлен. Очень вовремя, потому что и сам я, признаться, уже мысленно распрощался с жизнью. Я стал героем дня, меня трижды обнесли на руках вокруг арены! Когда я залечивал раны, за мной ходил лучший лекарь Капуи! Обжирался я в те дни, как боров. Терцилла, как и многие другие богачки, отправляла мне в казарму громадные корзины снеди. Я, клянусь Марсом, мог бы спокойно открыть свою лавку и зарабатывать торговлей дареными деликатесами! На таких харчах я выздоровел за неделю.