Жизнь сквозь смех. Реальная история нереальной женщины - Марина Гавриловна Федункив

дядечка, наверное, кто-то из малоизвестных преподавателей, я поинтересовалась у него: «Скажите, а вы Ильева знаете?» Дядечка спокойно ответил: «Знаю, конечно, а что такое?»

Говорю: «Да я просто восстанавливаться пришла, волнуюсь сильно, вы не в курсе, он вообще насколько адекватный? А то вдруг совсем ку-ку, и не видать мне восстановления. А мне очень-очень ведь надо». В той же спокойной манере дядечка ответил: «Да вроде бы адекватный, так что не волнуйтесь, тем более если очень надо», – и скрылся за дверью кафедры.

Люди продолжали ходить туда-сюда, но я после этого разговора переживала уже меньше. Из-за двери выглянула молодая секретарь и спросила: «Федункив? Проходите, Виктор Афанасьевич вас ожидает».

«Ничего себе, так он все это время здесь был!» – подумала я и, опустив глаза, зашла в кабинет. Громко сказав «здравствуйте», подняла глаза и увидела перед собой сидящего за столом и приветственно улыбавшегося мне того самого дядечку… Я покраснела. «Ну все… – пронеслось в моей голове. – Вот же идиотка, не восстановит».

Восстановил. И мы позже очень сдружились. До сих пор в шутку он называет меня Марьей Александровной, ведь в дипломном спектакле я играла Марью Александровну Москалеву в «Дядюшкином сне». Виктор Афанасьевич всегда переживает за мои роли и говорит, что комедийные роли мне легко и хорошо даются, а вот талант драматической актрисы во мне совсем не раскрыт. По его мнению, я предстаю только в одном образе, а могла бы демонстрировать аудитории разные свои грани. Хотя ему даже какие-то миниатюры из Инстаграме мои нравятся, а когда я спрашиваю, какие из моих ролей его любимые, он перечисляет практически все и говорит, что в каждой я по-своему органична.

КВН и не только

В разных своих интервью я много рассказывала о том, что не сразу начала работать по специальности. И уж тем более совсем не сразу стала актрисой. Интервьюеры любят заострить внимание на том, что трудилась я и на овощебазе, и проводницей на железной дороге, и массовиком-затейником на теплоходе. Спрашивают, почему я в своей жизни столько профессий перепробовала, намекают на то, не искала ли, мол, себя?

Нет, друзья, не искала, все гораздо проще. Помните самостоятельную девочку Марийку из украинской деревни? И Марину, которая ночевала на вокзале в Москве, потому что не соглашалась брать денег у родителей и все свои хотелки оплачивала сама? И тут все из той же оперы… Я хотела быть самостоятельной, материально не зависеть вообще ни от кого. За режиссерами в 90-е годы очередь не стояла, но средства к существованию нужно было как-то добывать. Тем более на год меня отчисляли, вот как раз в этот год трудилась там, где могла зарабатывать. Да и потом летом, после сессии, на каникулах подрабатывала.

Теперь понимаю, что это еще помимо заработка была и адаптация к новой реальности, социализация. Ведь Россия тогда казалась мне совсем другой, нежели Украина, где я росла. Не лучше, не хуже – просто чуть другая.

И с русским языком у меня была беда – я ведь и училась, и дома говорила, и даже думала преимущественно на украинском. Помню, когда приехала насовсем в Пермь и готовилась ехать поступать в Москву, никак не могла на русский перестроиться, волновалась. Долго еще видела сны на двух языках. Ну и вообще к большому городу и его ритму привыкла не сразу. Наверное, поэтому большие города меня до сих пор совсем не манят, а загородный дом сейчас так радует.

Но я была очень коммуникабельной, мне нравилось общаться с людьми, поэтому в Перми быстро обзавелась кругом друзей и знакомых.

Это уже позже, во времена второго гражданского брака, я закрылась в себе настолько, что даже после расставания с Михаилом новых людей не подпускала к себе несколько лет.

Слух дочери музыканта, а еще актерская натура наблюдения и воплощения сделали свое дело, и еле слышимый украинский акцент вскоре сменился на пермский говорок. Очень забавно, что сейчас мои пермские интонации особенно усиливаются после каждой съемочной смены «Реальных пацанов». Потом отпускает. Хотя, конечно, мой голос, как и нос, стали фишками Федункив.

Благодаря разным рабочим местам, на которых мне удалось потрудиться во времена студенчества и отчисления, я получила многих своих персонажей. В фильме «Выпускной» моя героиня – это же ну просто коллега-проводница. А в «Бабушке легкого поведения» – нечто среднее между поварихой с теплохода и соседкой по овощебазе.

Но не всегда получалось на работе одними лишь наблюдениями заниматься, бывали случаи, когда страшно становилось.

В поезде, например, мы с коллегами как-то отбивали от профессиональных картежных шулеров мужчину, который сильно им проигрался. Была такая категория «пассажиров» – они садились в вагон на одной станции, проезжали небольшой отрезок пути и за это время успевали «обыграть» в карты кого-то из уже ехавших в вагоне. Это были карточные шулеры, у которых могло быть оружие, и случаи их расправы над проводницами – тех просто выкидывали из вагонов на ходу – обсуждались часто. Потому у нас была четкая инструкция: ни во что не вмешиваться и играм пассажиров в карты, если они добровольные, не препятствовать.

И вдруг в нашем вагоне такая ерунда случилась. Стучимся в купе спросить про чай, открываем, а в глазах того мужчины просто мольба о помощи. Причем до этого он, когда сел, со мной мило общался, поделился историей, что его жена в московском госпитале, тяжело больна, а он собрал на лечение сумму денег, которую сейчас и везет в столицу.

Я дверь открыла и говорю: «Вася, ты че сидишь-то, пошли ужинать ко мне в купе, я скоро закрою его и спать лягу». Шулеры отвлеклись, переглядываться начали, напряглись. А пассажир мне губами показывает: «Ро-ма». Мол, не Вася, а Роман.

Картежники мне говорят: «Тебе че надо? Мы чай не просили». Я: «А почему так разговариваете? Я за братом пришла, это брат мой, мы ужинаем обычно вместе, и он в купе у меня потом ночует». Те: «И что, не знаешь, как брата родного зовут, какой Василий-то». Я: «Вы чего? Это выражение такое: слышь, Вася, пойдем. Его Роман зовут, ну мне ли не знать».

Они ничего понять не могут, но отпустили его со мной в купе. Мы закрылись, и я до перегона не спала, боялась, что так просто все не закончится, что начнут дверь вскрывать и его требовать рассчитаться. Когда все закончилось, пришло осознание, что мы были даже не в шаге, а нескольких миллиметрах от того, чтобы нам прострелили головы. В общем, как там было? «Искала себя»? Ага, ну пусть будет так.