Темный силуэт - Иван Любенко

— Добрый день, Африкан Ростиславович! А мы вам очёчки ваши привезли. Насилу успели. Как же вы без них-то в столицу собрались? — усмехнулся пристав и протянул очки. — Ваши?

— Пров Нилович? Клим Пантелеевич? Здравствуйте! Простите, не пойму о чём вы, господа. О каких очках идёт речь? Это розыгрыш? Мои вот, — Бельский вынул из внутреннего кармана чехол и раскрыл его: в нём лежали очки.

— Всё правильно. Эти тоже ваши, — объяснил Ардашев. — Только вы их купили в начале мая, потому что старые тогда ещё живой профессор по рассеянности сунул в свой карман в день предстоящего убийства, то есть двадцать третьего апреля. Чехлы у вас были одинаковые, вот он и перепутал. Вы этого сразу не заметили, а когда хватились, было поздно: труп уже залили бетоном, и блок опустился на дно. Вам ничего не оставалось, как вновь обратится к своему офтальмологу, чтобы он заказал вам новые очки. Вы их получили, но не сразу, а только через некоторое время, которое понадобилось для заказа столь редких линз. Дело в том, что, как объяснил доктор Фонберг, вы страдаете редкой формой глазного заболевания — смешанным астигматизмом. Данный дефект компенсируется очками с цилиндрическими линзами, имеющими не только различную кривизну по горизонтали и вертикали, но и определённый градус. Такие линзы весьма необычны, их непросто подобрать и привыкание к ним занимает определённое время. Чаще всего, чтобы получить нормальную переносимость коррекции, приходится жертвовать остротой зрения. И каждый раз при выборе новых очков необходимо посещать офтальмолога и проводить тщательное исследование. По словам доктора Фонберга, из всего двадцати пяти тысячного населения города только два человека носят линзы с подобными характеристиками кривизны.

— Помилуйте, господа, но это же полнейшая чушь! Фонберг не единственный офтальмолог и не может знать всех пациентов, страдающих этим недугом.

— Не спорю, — согласился пристав. — Но мы посетили всех окулистов города, включая и тех, кто работает в четырёх больницах: городской, окружной, больнице Черноморской железной дороги и Армавиро-Туапсинской. Никто из них, кроме доктора Фонберга, не встречал в Туапсе пациентов с астигматизмом. Кстати, мы даже успели опросить второго больного страдающего этой редкой болезнью. Им оказался директор Варваринского училища садоводства и виноделия Леонид Петрович Рыбкин. Последний раз он менял очки пять лет назад, — выговорил Добраго и щёлкнув крышкой карманных часов, сказал: — Поезд вот-вот отправится. Извольте освободить купе и пройти с нами в комнату жандармского офицера.

— Для чего?

— Для задержания, личного обыска и допроса, сударь. Прошу.

Бельский повиновался. Его трясло от волнения и он, точно сомнамбула, брёл за полицейским.

…Письмоводитель сидел на стуле в одном исподнем. Корешок лотерейного билета был найден зашитым в воротнике сорочки. Отмеченные цифры совпали с теми, что указал профессор в письме, отправленном Ардашеву из Санкт-Петербурга 7 апреля.

Пристав заканчивал заполнять протокол задержания.

Ардашев сидел с женой за столиком ресторана у самого моря. Вино было выпито, и душа профессора Поссе помянута. Теперь, после отпевания и похорон, она витала где-то в другом измерении, недоступном для человеческого разума. А здесь, на грешной земле, всё было по-прежнему: кричали чайки, волны пересчитывали камешки у самого берега, и вдали виднелся пароход. Из его белой трубы, дымной ниткой вверх, тянулся чёрный след, пачкавший горизонт. До начала Великой войны оставалось всего два месяца.