Несущественная деталь - Иэн Бэнкс

Одной своей передней конечностью он ухватил ее за оба хоботка — он бессчетное число раз видел, что именно так демоны поступают с его соплеменниками, — и с ревом стряхнул рогатку со спины, отчего та завалилась на бок, а тела и части тел слетели, попадали с кольев.

Послышался пронзительный визг; одна из телег с телами была почти рядом, невидимая под грудой тел, наваленных по эту сторону, и когда рогатка упала, один из кольев вонзился в ногу павулеанца, тащившего телегу, пригвоздив несчастного к земле. Остеофагер, который подозрительно смотрел в их направлении, отошел назад, его уши резко встали торчком, его поза явно выражала нечто среднее между удивлением и страхом.

Прин зарычал на него — существо отступило на еще один шаг. Его собратья остановились на склоне и замерли, глядя на происходящее. Они хотели понять, в какую сторону будут развиваться события, прежде чем решить, что им делать: то ли присоединиться с криками «оставь и мне кусочек!», то ли сделать вид, что к ним это не имеет никакого отношения.

Прин потряс все еще пребывающей в ступоре и неподвижной Чей, отгоняя остеофагера.

«Она моя. Я ее первый увидел!» Остеофагер моргнул, оглянулся, изображая безразличие и проверяя, что делают остальные из наряда. Они явно не спешили принять его сторону и совместными усилиями осадить этого нахала. Существо опустило взгляд, убрав когти, почесало пятку о землю перед ним.

«Да бери, — сказал остеофагер ворчливым, но якобы безразличным голосом. — Считай, что она твоя с нашего благословения. У нас и без того хватает». Существо пожало плечами, опустило голову, нюхая клочок земли, разутюженный его пяткой, и вроде бы потеряло интерес к этому разговору.

Прин снова зарычал, прижал Чей к груди, повернулся и поскакал вниз по склону мимо разлагающихся тел и кольев, на которых, словно флаги, висели шматы плоти. Он перебежал через кровяной поток и двинулся прыжками по диагонали вверх по склону в направлении мельницы. Группа, вышедшая из гигантского жука, исчезла внутри мельницы. Сам жук закрыл свое брюхо и теперь вытаскивал глянцевые крылья из-под панциря. Прин уже был настолько близко, что внутри громадных фасеточных глаз жука видел двигающихся демонов.

Пилоты, подумал он, поддерживают его в воздухе при помощи волшебных крыльев или магического отражательного щитка.

Он продолжил прыгать вверх по холму в направлении мельницы.

Откуда-то возникла мысль, что существует множество различных уровней сна, бессознательного состояния, а значит, и пробуждения. В разгар этого приятного пьяноватого спокойствия — теплого, приятно спеленатого, калачикообразного самообъятия и какой-то красноватой темноты за веками — было легко и сладко размышлять о многочисленных способах отсутствовать, а потом возвращаться.

Иногда ты засыпаешь на мгновение — клюешь носом и тут же просыпаешься, все это длится секунду. Или ты задремываешь ненадолго, включая внутренний будильник и зная, что ограничен всего несколькими минутами или, скажем, получасом.

Конечно, существует и классический старый добрый ночной сон, как бы ни мешали ему такие вещи, как перелеты из системы в систему, круглосуточная работа всевозможных заведений, наркотики и городское освещение.

Потом существует более глубокое бессознательное состояние, когда тебя вырубают: осторожно подвергают какой-нибудь медицинской процедуре или шарахают чем ни попадя по голове, даже не зная твоего имени. А еще люди иногда впадают в кому и выходят из нее очень медленно; наверно, это странное чувство. И какое-то время на протяжении нескольких последних веков существовал гиперсон (хотя теперь он и использовался редко, потому что технологии ушли далеко вперед) путешествий в глубокий космос, когда тебя погружают в глубокую долгосрочную спячку на долгие годы, при этом твое тело охлаждается и ты практически не подаешь признаков жизни, но по прибытии на место тебя оживляют. Некоторых людей держат в таком состоянии и у них дома в ожидании достижений в области медицины. Пробуждение из такого состояния, должно быть, штука довольно странная, подумала она.

Она почувствовала желание повернуться, словно лежала в сказочно удобной кровати, но провела слишком много времени на этом боку и теперь должна была поменять положение. Она поняла, что испытывает необыкновенную легкость, хотя стоило ей только подумать об этом, как она почувствовала некоторую ободряющую тяжесть.

Она почувствовала, что делает глубокий здоровый вдох, и, как подобает, повернулась, глаза ее продолжали оставаться плотно закрытыми. У нее возникло туманное ощущение, что она толком не знает, где находится, но ее это не волновало. Обычно это чувство немного тревожило ее, редко вызывало сильный страх. Но не теперь. Она почему-то знала, что в безопасности, что о ней заботятся, что ей ничего не грозит.

Ей было хорошо. Больше того — очень хорошо.

Подумав об этом, она поняла, что даже не может вспомнить, когда ей было так хорошо, так безопасно, так замечательно. Она почувствовала, как чуть морщится ее лоб. Да брось ты, сказала она себе. Наверняка, ты и раньше чувствовала что-то такое. К легкому, но безусловному ее огорчению, у нее были лишь смутные воспоминания о том, когда она в последний раз испытывала такое же безмятежно-счастливое ощущение. Может быть, на руках матери, когда была маленькой девочкой.

Она знала, что если проснется полностью, то вспомнит по-настоящему, но, как бы ни хотела одна ее половина полностью пробудиться, чтобы ответить на этот вопрос и поставить точку, другая ее половина была абсолютно счастлива тем, что она лежит там, где лежит, сонная, уверенная в своей безопасности и довольная.

Это чувство было ей знакомо. Оно составляло лучшую часть любого дня, правда, потом ей предстояло встать и в полной мере окунуться в реалии мира и обязанности, которые свалились на нее. Если тебе повезет, то ты спишь, как младенец, — полностью, глубоко, беззаботно. И только просыпаясь, вспоминаешь обо всем том, что тебе предстоит, обо всех обидах, что не забываешь, обо всех жестокостях по отношению к тебе. И тем не менее, даже мысль об этом мрачном процессе не могла уничтожить это настроение легкости и счастья.

Она вздохнула долгим, глубоким, здоровым вздохом, хотя и не без сожаления, что сон уходит от нее, как туман, сдуваемый ветерком.

Накрывавшие ее простыни были необыкновенно роскошными на ощупь, мягкими, текучими. Они поползли по ее обнаженному телу, когда она завершила вздох и чуть шевельнулась под этим теплым материалом. Она подумала, что и у Самого нет таких необыкновенных…

Она почувствовала судорогу, дернулась. Перед ней стал появляться ужасающий образ, чье-то ненавистное лицо, а потом — словно какая-то другая часть ее мозга решила уменьшить ее страхи — этот страх стих, и тревогу словно сдуло, как пыль.

Она больше могла не бояться того, чего боялась прежде. Что ж, это неплохо, подумала она.

И еще она подумала, что ей и в самом деле пора просыпаться.

Она открыла глаза. У нее было смутное впечатление о широкой кровати, белых простынях и большой комнате с высоким потолком, большими открытыми окнами, на которых сквознячок слегка шевелит полупрозрачные белые занавески. Ее обдувал теплый, пахнущий цветами ветерок. Сквозь проемы окон внутрь проникали косые золотистые солнечные лучи.