Этюд в розовых тонах - Анна Данилова

– Понятия не имею. Но это можно узнать. Все риелторы города связаны между собой. Тебе будет несложно вычислить этого человека.

– Хорошо. Вычислю. И что же дальше?

– Это послужило толчком, идеей, после чего Гасан и состряпал ту гадкую бумажку – доверенность, а ты ее подписал…

– Да, я постоянно чувствовал себя в тюрьме скверно. У меня кружилась голова, меня тошнило, но я был уверен, что все это нервы. Ведь у меня погибла жена, я оказался в тюрьме…

– А это были капли. Вот так твою квартиру и продали.

– А кто купил, не знаешь?

Тамара как-то странно посмотрела на него. Так смотрят на тяжелобольных людей. Кроме того, он понял, что она испугалась. Однако, выждав паузу, он дал ей возможность первой заговорить.

– Виктор, но ты же сам сегодня назначил встречу Андрею и Гасану у себя дома. Или я что-то не так поняла? Разве ты не знаком с покупателем?

– Да нет, ты все правильно поняла. Мир не без добрых людей. Моя сестра навестила меня в тюрьме. Она приехала ко мне издалека. Ей кто-то позвонил и сказал, что я в беде и что моя квартира продается.

– И она выкупила твою квартиру? – догадалась Тамара.

– Да, представь себе.

– Ну, тогда тебе будет еще легче вычислить этого риелтора. Неужели ты еще не навел о нем справки?

– У меня не было времени. Меня ведь выпустили только вчера. Как ты думаешь, мог я думать о каком-то там риелторе, когда я оказался на свободе! Она, Наталья, накормила меня, отмыла… Она – человек.

– Кто бы мог подумать… Значит, ты в рубашке родился. Может, и выпьем за это?

Они выпили, и Виктор счел, что настало самое время для того, чтобы предложить Тамаре свой план.

– Я бы хотел проверить своего детектива, того парня, который следил за Ренатой…

– А ты следил за Ренатой?

– Да. Но давно. Понимаешь, Тома, когда ты сказала мне о том, что Гасан любил мою жену, мне пришло в голову, что Рената могла перекупить моего детектива. Ты понимаешь, о чем я?

– То есть ты заплатил ему за то, чтобы он проследил за ней. А она, заметив, что за ней следят, дала ему же кругленькую сумму, чтобы он сказал тебе, что у нее никого нет?

– Именно.

– Ты хочешь на этот раз попросить его проследить за мной? Я угадала?

– Да.

– И у тебя есть на это деньги?

– Что касается денег, я еще и сам ничего не знаю. Мне еще предстоит выяснить, что стало с моими счетами…

– Можешь не проверять, – она взмахнула руками и нарисовала в воздухе две скрещенные линии и этим жестом убила в нем последнюю надежду. – Они – пусты. Это точно. Разве ты не помнишь, как к тебе приходил нотариус?

– Нет, не помню…

– Значит, капли хорошо сработали. У тебя нет денег, Витя. Ни доллара.

Ему стало трудно дышать. Пятьдесят тысяч долларов были размещены по разным банкам – отложены на черный день. Остальное крутилось в «Авиценне», а это был уже солидный капитал. И теперь он нищ.

– Деньги на детектива мне даст сестра. Думаю, чтобы мне не рисоваться, она же и попросит его проследить за тобой. А ты, в свою очередь, попытаешься перекупить его, хорошо? Ты сделаешь это для меня? Тамара?! Ты так смотришь на меня, словно хочешь спросить, а здоров ли я сейчас? Я – здоров. Абсолютно. Я живу в своем доме, со своей сестрой, и коплю силы, чтобы начать новое дело. Я не собираюсь мстить. К тому же Гасан мертв…

– Но ведь его убили на следующий день после того, как ты вышел из тюрьмы…

– Это не я. В восемь утра я был дома. И Наталья это может подтвердить.

– Она-то может, – произнесла Тамара загадочно, – да только поверят ли ей…

Виктор не дал ей договорить. Он обнял ее и прижал к себе.

– Молчи… – Он поцеловал ее. – Давай хотя бы сейчас забудем все, о чем говорили. Успокойся. Я слышу, как колотится твое сердце. Ну? Обними меня… Знаешь, о чем я жалею? О том, что не пришел к тебе вчера…

Аля дочитала в своей спальне роман Джеки Коллинз, потом выпила стакан теплого молока и, перед тем как лечь спать, заглянула в кабинет Бориса Ефимовича. Он сидел за компьютером и сосредоточенно набирал какой-то текст. Теплое чувство охватило Алю, когда она увидела это ставшее ей уже почти родным лицо, эту серебряную бородку, густые брови, поджатые губы. Золотистый шелковый стеганый халат делал его похожим на русского барина, солидного, спокойного, уверенного в себе.

– Я спать, а вы?

Он поднял голову и какое-то время смотрел на Алю отсутствующим взглядом. Затем, словно очнувшись, улыбнулся ей и погладил свою бородку.

– Иди, милая, а я еще поработаю. Дел много накопилось…

– Тогда спокойной ночи?

– Спокойной ночи. Я уж к тебе сегодня не приду. Думаю, что допоздна буду работать.

Аля помахала ему ручкой, послала воздушный поцелуй и направилась к себе в комнату. Постелила себе постель, юркнула под одеяло и замерла. Она лежала на шелковых простынях и кружевных подушках совсем как героини ее любимых любовных романов и испытывала от этого состояния защищенности и комфорта непередаваемое чувство радости. Теперь у нее было все, о чем можно было только мечтать: дом, просторная, заставленная красивой мебелью, комната, чистая постель, шкаф с нарядами, хорошая косметика и к тому же еще свобода! Она могла целыми днями заниматься, чем ее душа пожелает: ходить по магазинам, гулять по улицам, часами просиживать в кино, покупать и читать любимые книги, готовить вкусные блюда; Борис Ефимович с удовольствием ел все, что она приготовила, да еще и хвалил ее при этом. Единственным неудобством в ее жизни стала небольшая повинность – его ласки; в последнее время ей становилось все труднее и труднее переносить их. Но она научилась закрывать глаза и представлять себя на приеме врача, который просто вынужден дотрагиваться до нее, чтобы поставить диагноз. Это была психологическая уловка, игра, построенная на самообмане, которая помогала ей пережить эти не очень-то приятные минуты.

Аля начала дремать, когда услышала тихое мурлыканье телефонной трубки. Так случилось, что она оказалась в ее комнате, и теперь, не раскрывая глаз, она нащупала ее на столике, поднесла к уху и тотчас услышала знакомый голос отца:

– Мне Алю.

– Пап, это я. Что случилось?

– Твой спит?

– Нет, он работает у себя в комнате, а что?

– Мне надо срочно с тобой поговорить.

– Говори.

– Нет, ты не поняла меня. Я звоню тебе из автомата, рядом с твоим домом. Я сейчас поднимусь к тебе, и ты мне откроешь.

– Ну, хорошо, поднимайся. Но только если ты будешь снова просить денег, то знай: мы тебе ничего не должны.