Фурии - Кэти Лоуэ

Несколько недель Аннабел напрямую ко мне не обращалась. Строго говоря, даже не смотрела на меня, хотя время от времени у меня возникало ощущение, будто за мной наблюдают, когда, сидя в студии, я старалась распутать нити ее лекции или проникнуть в суть задания. Но нет, как ни поднимешь голову, она, кажется, сидит, углубившись в какую-нибудь книгу, и задумчиво обкусывает заусенцы либо что-то яростно чиркает в своем заляпанном красками блокноте, словно никого из нас здесь и нет.

Беглые наброски аэропортов и автомобилей; пастельные очертания пляжей и купальщиков, натуральные и юмористические, романтические и гротескные: мои одноклассницы откликались на подсказки не менее изобретательно, чем я, хотя и с разной мерой успеха. За исключением Робин. Эскиз в мрачных, темных, едва ли не угольно-черных тонах (пальцы в черной пыли, ладони в краске): лес, деревья с когтистыми извивающимися ветвями нависают над каменистой тропинкой. В конце ее, там, где пробивается свет, – силуэты двух фигур, болезненно тощих, тыльными сторонами ладоней они слегка касаются друг друга. Это был единственный рисунок, на который Аннабел, обходя время от времени аудиторию, останавливалась посмотреть (делала она это только при появлении директора, чье пристрастие к «активному обучению» многие – во всяком случае, Аннабел – понимали буквально). Я замечала, как другие девочки бросают на Робин мимолетные завистливые взгляды, тут же опуская глаза, в которых зависть оставалась лишь тенью в уголке – отблеском тайного, в котором никому не признаются, желания привлечь к себе внимание Аннабел. Во всяком случае, я, когда она проходила мимо, хотела именно этого – а еще к желанию примешивалось смутное чувство стыда.

Аннабел подняла голову, словно собираясь что-то сказать, но тут пронзительно задребезжал звонок, ученицы завозились, нарушая тишину. «К следующему занятию все должно быть доделано, – сказала она, заглушая возникший шум, – и постарайтесь включить воображение. Если получится, конечно. – Она замолчала и повернулась ко мне. – Вайолет, на два слова, если можно».

Мне стало не по себе. Робин небрежно запихнула рисунок в сумку и с ухмылкой повернулась ко мне. «Увидимся», – бросила она, проходя мимо. В ответ я слабо улыбнулась, чувствуя острую резь в желудке.

Все потянулись к выходу. Не поднимая головы, Аннабел перебирала бумаги на столе. Я боязливо молчала, слушая, как настенные часы отсчитывают секунды.

– Итак, – сказала она наконец, протягивая мне смятый лист бумаги. – Твоя работа?

Я покраснела, ожидая продолжения. Это был текст вступительного сочинения, агрессивный и написанный в надежде на то, что мне откажут еще до того, как я уступлю соблазну древних арок и освещенной солнечными лучами Колокольни. И хотя мне пока удавалось сохранять расположение Аннабел – или, по крайней мере, избегать ее холодных взглядов, – я поняла, что за этот клочок бумаги мне еще придется ответить.

– «Назначение искусства, – зачитала она, – состоит в том, чтобы устрашать идиотов, утверждающих, будто они наделены вкусом. Вкус – это ничто. К черту вкус. Сама идея вкуса – это реликт, который мне чужд, как чужд любому, кто находится на равном удалении от смерти и рождения». – Она сурово взглянула на меня. – Твое?

– Да, мисс, – сказала я, не отрывая взгляда от листа бумаги.

– И ты действительно так думаешь?

Я подняла голову. Она смотрела на меня холодным взглядом, перекатывая в ладони ручку с серебряным колпачком.

– Я… Ну да, в каком-то смысле.

Ручка замерла.

– В каком-то смысле?

– Да.

– Да – в каком-то смысле или да – ты так думаешь?

– Да, я так думаю, – проговорила наконец я, не будучи, по правде говоря, в этом уверена. Похоже, тогда я слишком погорячилась, и теперь эти слова отдавали даже некоторым абсурдом. Так что я шагнула наугад в поисках ответа, который она хотела услышать.

– Что ж, хорошо, – сказала она. – Очень хорошо, Вайолет. Я веду специальные занятия для одаренных, на мой взгляд, учениц. – Бесконечная пауза; я отвернулась, не в силах долее выдерживать ее взгляд. – И хотела бы пригласить тебя в наш небольшой кружок. Конечно, если тебя это интересует.

Оконные шторы бешено трепетали на ветру.

– Да, мисс. То есть Аннабел. Извините.

– Отлично. Рада слышать. – Она встала со стула и подошла к окну. – Только пусть это останется между нами. Это ведь всего лишь приглашение. Факультатив. – Она захлопнула ставни. – Та знакома с мисс Адамс?

– Вроде бы нет.

– Робин, – пояснила она. – Рыжая. Я заметила, что тебе понравился ее рисунок. У нее настоящий талант.

– Это точно. – Я густо покраснела.

– Она встретит тебя перед началом занятий и проводит.

Аннабел села за стол и взяла ручку, нацелившись на лист бумаги. Какое-то время я молча ждала пояснений – дни занятий, может быть, даже часы, – но их не последовало. Наконец она подняла голову, словно удивившись, что я все еще здесь, и сказала:

– Все, Вайолет, можешь идти.

В коридоре было прохладно, свежо, воздух в студии показался на этом фоне особенно спертым, хотя запах скипидара и краски продолжал преследовать, а глаза с трудом привыкали к дневному свету. Невысокая, круглолицая, с усиками над верхней губой девушка нервно пожирала меня глазами. Испытывая неловкость за нас обеих, я посмотрела на нее и поспешно зашагала по коридору сама не знаю куда.

Набойки цокали по мраморному полу, сердце колотилось в груди. Я была одна, вокруг никого, тихо, если не считать доносящегося снизу шума работающего сканера. Я перегнулась через перила балкона, огибавшего вестибюль: дорические колонны и золотые перила, ряды витрин красного дерева, где под стеклом скалились чучела, посмертные маски и сверкали поддельные драгоценности.

До этого я читала какую-то невероятно скучную (хотя и даже сейчас популярную) книгу по истории реалистической живописи и, убаюканная теплом, исходившим от старых батарей, и косыми лучами предвечернего солнца, заливавшими весь верхний этаж, уснула прямо за столом. Очнувшись, я обнаружила на своей книге сложенную из синей бумаги крохотную изящную птичку. Я осторожно расправила ее крылышки и прочла: «Добро пожаловать в клуб. Колокольня, ровно в 6 вечера. Не дрейфь. Р.». Я выглянула в окно: часы показывали 5:50. Быстро запихав книги в сумку, я помчалась к выходу.

Позади послышались чьи-то шаги и недовольное ворчание. По противоположной стороне, с трудом удерживая в руках кипу книг, шел декан.

– Вайолет, – поймав мой взгляд, окликнул он меня, – вы что здесь так поздно делаете?

Его голос эхом раскатился по всему помещению. Менее всего желая перекрикиваться (голосок у меня писклявый, ломкий), я дождалась, пока мы встретимся посредине, у лестницы.

– Занималась, сэр. Потеряла счет времени.

– Оно и видно, – усмехнулся он. – Вообще-то для учащихся библиотека закрывается в четыре, если не считать предэкзаменационного времени.