Принцесса Линдагуль и другие сказки - Сельма Лагерлеф

Похить принцессу настоящий тигр Ариман, наша сказка на этом бы и кончилась. Ведь для королевского тигра нет на свете ничего святого, даже если это самая прелестная на свете принцесса. Но на сей раз всё было иначе. Колдун Хирму воспользовался сражением зверей, чтобы исполнить повеление великана Бум-Бали в свою пользу. Такое сокровище, как принцесса, он хотел сохранить для себя. И, вместо того чтобы подарить пленницу Бум-Бали в Туране, он быстрыми прыжками помчался с ней к себе домой, в далёкую Лапландию.

В Лапландии стояла в то время мглистая осень. Старая лапландка Пимпедора варила в чуме кашу в котле над очагом, меж тем как её сын Пимпепантури в ожидании еды разглядывал свои оленьей кожи пьексы. Пимпепантури был мальчик добросердечный и скромный, но чуточку недалёкий и вдобавок совсем не чуточку ленивый. Хирму очень хотел выучить его на колдуна, но из этого так ничего и не получилось. Пимпепантури больше любил есть и спать, нежели учиться чему-нибудь полезному…

Вдруг старая лапландка повернулась к сыну и спросила:

– Ты ничего не слышишь?

– Я слышу, как трещит огонь, а каша кипит и булькает в котле, – зевнув, ответил Пимпепантури.

– А разве ты не слышишь, как словно кто-то рычит вдалеке?

– Верно, – согласился Пимпепантури. – Это волк, который тащит одного из наших оленей.

– Нет, – возразила старая лапландка. – Это возвращается домой отец. Его не было целых четыре зимы. Я слышу, как он рычит, будто дикий зверь. Должно быть, он очень торопится домой.

И в этот миг появился в обличье тигра Хирму с принцессой Линдагуль в зубах. Он положил её на покрытый мхом пол чума и, приняв свой прежний облик, воскликнул:

– Жена, нет ли чего поесть? Я прибежал издалека.

Старая лапландка от испуга чуть не свалилась в котёл. Но она знала своего старика и пообещала ему вкусную еду, если он расскажет, где был все эти четыре зимы и что это за красавица кукла, которую он притащил с собой.

– Долго рассказывать, – отрезал колдун, – позаботься о нашей красавице кукле и дай ей тёплого оленьего молока, чтобы она ожила и пришла в себя. Она знатная фрёкен из Персии, она принесёт нам счастье.

Но принцесса Линдагуль вовсе не умерла. Она не была даже ранена, но потеряла сознание от страха.

Когда же принцесса очнулась, она лежала в своём наряде из серебристой ткани на оленьей шкуре, разостланной на покрытой мхом земле в лапландском чуме. Было темно и холодно; отсветы огня падали на тесные стены и старушку, поившую её оленьим молоком. Принцесса подумала, что попала в подземные чертоги мёртвых, и заплакала оттого, что она, такая молодая, отлучена от солнца Персии и благодатных садов роз Исфахана.

Колдун меж тем стал раздумывать, как овладеть сокровищами Персии.

– Не плачь, прекрасная принцесса, – сказал он. – Ты не умерла, тебя просто похитил свирепый тигр, а мой доблестный сын, рыцарь Морус Пандорус, спас тебя. Мы станем твоими рабами и будем служить тебе с величайшим усердием до тех пор, пока не сможем увезти тебя обратно в Персию.

– Что это ты врёшь, старик? – сказала колдуну на своём языке честная лапландка.

– Моя жена говорит, – продолжал Хирму, – что, если ты захочешь взять в мужья нашего сына, доблестного и прекрасного рыцаря Моруса Пандоруса в супруги, мы тотчас же отвезём тебя обратно в Персию.

Пимпепантури не понимал по-персидски. Он страшно удивился, когда отец толкнул его к принцессе и нагнул его неуклюжую спину так, что это должно было изображать поклон.

Линдагуль не была бы принцессой и дочерью гордого Шах Надира, не оскорбись она подобной дерзостью. Она посмотрела на колдуна, посмотрела на его неотёсанного сына такими глазами! Нет, она не посмотрела, она сверкнула глазами – ведь в Персии умеют сверкать глазами, – да так, что оба они, и отец, и сын, испугались насмерть.

– Нет, так не годится! – сказал колдун. – Сперва надо её укротить!

И он запер принцессу в маленький чулан в чуме, пообещав ей половинку оленьего сыра и ковшик воды из талого снега. День прошёл в кромешной тьме, и лишь северное сияние светило в щёлку чума.

Линдагуль плакала. Да, она плакала так, как только плачешь, когда тебе двенадцать лет и ты – персидская принцесса, которая жила раньше в розовых садах и мраморном дворце, а потом вдруг одна-одинёшенька очутилась, голодная и холодная, в зимней Лапландии. Наконец принцесса заснула. И тогда рядом с ней оказался добрый Нукку Матти, властелин прекрасных снов. Тот, кого шведы называют Йон Блунд, а датчане и норвежцы – Оле Лукойе, что означает: Оле – Закрой Глазки. Уж не знаю, как называют его в Персии… Нукку Матти взял принцессу в свои объятия и перенёс на Фьедер-хольм, Острова-Пушинки, где весёлые сны порхали вокруг принцессы. Так проходили недели и месяцы, ночь за ночью в царстве снов. Линдагуль стала терпелива и больше не плакала. Сны предсказали ей: «Жди, скоро явится твой избавитель».

Но кто освободит её? Кто найдёт дорогу туда, где далеко вокруг в снегах нет никакой дороги? Правда, старая лапландка подумывала о том, чтобы освободить Линдагуль, но не смела сделать это из-за своего старика. Пимпепантури тоже подумывал было освободить её, но для этого он был слишком ленив.

Так прошла зима, начало светить солнце, снег таял, плясали комары. И тогда колдун подумал: «Теперь она укрощена!» Он пошёл к ней и спросил, хочет ли она обратно в Персию. Ей нужно было только взять его сына в супруги, и тотчас оленья упряжка умчит её на юг.

Линдагуль подумала о юном принце Абдеррамане, который некогда пролил за неё кровь на песке Исфахана. Прикрыв лицо, она не ответила ни слова.

Ну и разгневался же колдун! Он запер Линдагуль в глубокой пещере в горах, а потом и говорит ей:

– Морошка уже созрела. Теперь тебе придётся считать каждый день, если ты не пожелаешь ответить мне «да». Сегодня ты получишь тридцать ягод на еду и тридцать капель росы для питья. С каждым днём ты будешь получать на одну ягоду морошки и на одну каплю росы меньше. А как минет тридцать дней, я спрошу тебя, что ты надумала.

Так Линдагуль и в самом деле просидела тридцать дней взаперти в пещере. Теперь в пустынной Лапландии было светло днём и ночью, но в пещере – всегда темно. Ягод морошки и капель росы с каждым днём становилось всё меньше и меньше, но щёчки Линдагуль не поблёкли, и она по-прежнему оставалась спокойна и терпелива. Ведь всё, в чём она терпела нужду днём, Нукку Матти и чудесные сны возмещали ей по ночам. Линдагуль думала о принце Абдеррамане, пела восточные песни и радовалась, когда эхо повторяло их на горных склонах.

На тридцатый день к ней явился колдун с последней ягодой морошки и последней каплей росы, завёрнутыми в листочек лапландской карликовой берёзки, и спросил: