Костяной капеллан - Питер Маклин

– Всё верно. За это они получили моё покровительство. Не было такого, чтобы кто-нибудь ограбил дом на одной из улиц, принадлежащих Благочестивым, и ему сошло это с рук, а потом об этом разнеслась молва, так что любые попытки прекратились. Бывало, по этим улицам женщина не могла пройти в сумерках без сопровождения – этому я тоже положил конец. На улицах стало безопасно.

– Не слишком-то безопасно для тех, кто не захотел тебе отстёгивать, а?

Я впился взглядом в единственный тётушкин глаз и не понимал, чего это она так старается меня взбесить. Чуть было не сорвались с языка слова, о которых я бы потом пожалел, но тут меня опередил Йохан:

– Так и что с того, старая ты карга? Наши улицы – наши, мать их, правила!

– А то с того, Йохан, что повторить вы это не сможете, – сказала она, не отводя глаза. – У кого нет ничего, с того нечего и взять.

– Знаю, тётя, – ответил я. – Я ведь с войны вернулся, а не из жёлтого дома. У меня тайники с деньгами по всему городу – припрятаны по заведениям, которые у меня увели. Так что же, я их верну. Начнём с постоялого двора в Свечном закоулке. Анна побывала там вчера утром, и его точно не держит никто из наших знакомых. Хочу его вернуть.

– Вот и правильно, чёрт его дери. – Йохан осклабился и хлопнул меня по плечу, как, наверно, это заведено у братьев. – Правильно, чёрт его дери, Томас!

Я с вопросом глянул на Анну – та пожала плечами.

– Куда поведёшь, туда и пойду, – сказала она.

Тётушка Энейд пробралась пальцем под глазную повязку и какое-то время там почёсывала, цокая языком. Всё-таки монахиня из неё была ну совсем никакая, и мне внезапно пришло в голову: надо бы раздобыть ей какое-нибудь другое платье, прежде чем тётушка появится на людях.

– Поступай как знаешь, Томас, – сказала она немного погодя.

– Так чего тогда тянуть? Вот и порешили. Анна, собери-ка человек десять, а остальные пусть будут готовы удерживать харчевню, пока нас не будет. Вечером выступаем.

– Есть, – отчеканила Анна и встала. Вслед за Анной через некоторое время вышел и Йохан.

Тётушка задержала меня своим цепким, как стальной капкан, взглядом.

– С этой сраной харчевни, – тихонько сказала она, – и медяка было не выручить, ты это прекрасно знаешь. Где-то у тебя припрятано серебро, Томас Благ, и не пытайся меня в этом разубедить. Братец твой, может, и дурак, только я-то не дура. Там, откуда эти деньги, есть ведь ещё?

– Это уже моё дело, – ответил я.

– Так если у тебя есть накопления, и если ты хочешь помочь всем этим несчастным, тогда просто потрать на это свои сраные деньги, – прошипела Энейд. Сказать по правде, там, за стеной, было вдоволь золота, чтобы кормить мои улицы в течение года и более, но Энейд это касалось не больше, чем Йохана. Если я начну тратить золото, рано или поздно придётся отвечать, откуда оно у меня взялось, а рисковать я не хотел. Так что о нём должен знать только я один.

– Больше у меня и нету. А если бы и были, что делать, когда закончатся? Если начну кормить людей, а они попадут от меня в зависимость, так мне придётся как-то и дальше их кормить, а это уже не прокатит. Надо дать им работу, а не подачку, а для этого мне нужен доход. Как ты и сказала, поборы взимать не выйдет, так что нужно мне вернуть своё дело. И я, чёрт возьми, пойду и верну.

Остаток дня Энейд со мной не разговаривала, даже когда я послал Котелка купить для неё шерстяное платье взамен монашеской рясы. Платье было, конечно, ношеное, но новую одежду пошить для неё по мерке ещё успеется.

Я был рад, когда стемнело и мы, то есть я, Анна, Йохан, а также сэр Эланд, Лука Жирный, Билл Баба и ещё пятеро надели латы. Билл, похоже единственный из старого отряда Йохана, собирался отправиться с нами, но это меня вполне устраивало.

– Пока мы не вернёмся, тётушка моя будет тут за старшую, – сказал я остальным. – Пить запрещаю. Мне нужно, чтобы харчевня охранялась, и охранялась со всею бдительностью. Ясно?

Мои слова были встречены кивками и бормотанием, и наша десятка через новую дверь выступила на улицу. На весь отряд было только четыре коня, да и на них до конца пути не доехать. Мы двинулись пешком. К этому времени темень уже совсем сгустилась, и, когда одолели мы подъём, у свечника было уже закрыто. На подворье было хоть глаз выколи, только одинокий фонарь болтался над дверью постоялого двора.

– Как поступим? – спросила меня Анна.

– Поступим как Благочестивые! – и с этими словами Йохан, прежде чем я успел проронить хоть слово, занёс топор и пинком высадил дверь. Получилось, будто мы только так всегда и поступали.

Все ввалились вслед за Йоханом, кроме нас с Анной. Я придержал её за плечо и не стал мешать отряду присоединиться к безрассудному натиску моего братца.

– Когда ты главный, Анна, – сказал я ей, – иногда лучше не лезть впереди всех.

Изнутри послышался звон битого стекла, затем кто-то завопил. Что-то с грохотом упало, затопали сапоги по хлипким деревянным ступеням. Я оттолкнул Анну в дверной проём свечной лавки, и, как и следовало ожидать, спустя мгновение одно из окон второго этажа разлетелось на тысячу осколков стекла и обломков свинцовой решётки – через него выкинули тело. С тупым шмяком неизвестный грохнулся прямо перед нами на мостовую. Во мраке я почувствовал, что Анна смотрит на меня с вопросом.

– Что же мы не сражаемся?

Я покачал головой.

– Не сегодня. Сейчас мы просто войдём.

Я подождал ещё минут пять, пока звуки разгрома и чинимого насилия не поутихнут. Из передней постоялого двора послышались голоса, кто-то с чужеземным произношением запросил пощады. Время пришло.

– Вперед, – скомандовал я и перешагнул лужу крови из трупа на мостовой. Вошёл, натянув сутану на кольчугу, Анна двинулась за мной.

Внутри на коленях стояли трое, а вокруг них куда ни кинь взгляд – кровь и битое стекло. Я увидел и два мёртвых тела, но моих ребят среди них не было. За спинами троих пленников с безумной ухмылкой на лице возвышался Йохан, с его топора стекала кровь.

– Готово дело, – доложил он.

Я кивнул и оглядел коленопреклонённую троицу. Никого из них я не признал, но один происходил определённо не из Эллинбурга. Для жителя этих мест был он слишком высок и бледен, а длинные неухоженные волосы были собраны в грязно-белую косичку. Мужчины в Эллинбурге не носили длинных волос.

– Меня зовут Томас Благ, – обратился я к пленникам. – Это – Анна Кровавая. И это, друзья мои, мать вашу за ногу, мой постоялый двор.

Высокий и бледный плюнул в мою сторону, я в ответ пнул его в морду. Тут же широкое лезвие топора Йохана было у него под горлом, отчего ему пришлось поднять подбородок.

– Скольких вы из них убили? – спросил я у брата.

– Всего четверых.

– Так. Значит, семеро, – обратился я к бледному. – Семь человек охраняют постоялый двор. Многовато.