Имперские войны - Сергей Мусаниф

Но ни одной фамилии, кроме Клейтона, он так и не назвал. Понимай как хочешь.

Клейтон расценил это обращение Юлия как прямой призыв к восстанию. Тут Гай был с ним полностью согласен.

Тайная полиция изъяла уже восемнадцать копий этих материалов, поступавших на военные корабли с планет Гаммы Лебедя, но Гай не сомневался, что несколько штук они все-таки проморгали. Еще немного – и новости начнут гулять по мятежным кораблям.

Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем Третий флот окажется охваченным еще одним бунтом?

Гай думал, что его позиции при дворе Клейтона ослабнут, когда узнал, что Юлий стал императором. Несколько дней он ходил на службу, как на казнь, каждую минуту ожидая визита своих собственных подчиненных, которые придут его арестовывать.

Но Клейтон считал, что верность Гая новому режиму выше семейных привязанностей, и не ждал от него никакого подвоха. Даже не стал проводить беседы на эту тему, не поинтересовался, как его бывший адъютант относится к переменам у себя дома.

Оно и понятно – пойдя на мятеж, они все перечеркнули свое прошлое, и дороги домой ни у кого из них не было.

До обращения Юлия, которое могло эту ситуацию изменить.

– У многих из вас в Империи остались семьи. Матери, отцы, братья, сестры, жены, дети. У многих из вас в Империи остались друзья. Я уверен, что у каждого из вас в Империи есть люди, которые вам дороги. Ваш командир готов наплевать на жизни этих людей. Ослепленный властью, он не может разглядеть истинное положение дел и закрывает глаза на внешнюю угрозу. И жизни людей, которые вам дороги, сейчас зависят от вас.

Умный он, скотина. Знает, на что давить.

Гай оторвал пистолет от виска и побелевшими от напряжения пальцами затолкал его в кобуру.

Если начнется мятеж, мы тут передавим друг друга и имперским ВКС не придется штурмовать МКК «Зевс». Правда, в таком случае Империя не сможет вернуть свои корабли в полном объеме, но это все же лучше, чем ничего.

– Я не говорю, что мы не будем их защищать, – продолжал Юлий. – Мы готовы драться за каждую планету, за каждый спутник, за каждого человека. Но нам нужна ваша помощь. Мы можем не справиться без вас. Конечно, может случиться и так, что мы не справимся с этой задачей и вместе с вами, ибо вы сами видели, как велик флот вторжения. Но сейчас на кону жизнь всего человечества, и мы все должны приложить максимум усилий, чтобы эту жизнь отстоять.

Первый император, который не врет своим подданным. Интересный стиль правления.

А что бы сделал я на его месте? – подумал Гай. Впрочем, на его месте мне уже не оказаться. Я профукал свой шанс. Сел не на ту лошадь. А теперь оказывается, что я вообще сел мимо лошади.

Морган может простить кого угодно, но только не другого Моргана.

Морган не примет милости от другого Моргана.

Прощение не для нас.

Надежда на милосердие – удел слабых.

Гай достал из своего личного сейфа диск с обращением Юлия. Каждое слово в этом обращении он знал наизусть.

– Вы не считаете меня своим императором, и поэтому я не могу вам приказывать, – говорил Юлий. – Я прошу вас просто подумать над моими словами. Подумать головой и подумать сердцем. Решить, что для кого важнее. Дом, честь, семья или то, что вы приобрели, когда презрели эти понятия. Вы не сможете быстро вернуть себе утраченную честь. Но вы можете отстоять свой дом. А честь… Честь к вам еще вернется.

Жестко, но справедливо.

Интересно, кто ему писал эту речь? Судя по тому, какая она местами нескладная, никто не писал. Это он сам придумал.

И даже думал не очень долго. Просто высказал то, что было у него в голове по этому поводу.

Раньше Гай не мог себе представить Юлия в роли политика. Младший брат казался слишком циничным и эгоистичным человеком, чтобы заботиться о других людях. Похоже, что он изменился.

Власть меняет людей. Иногда даже в лучшую сторону.

Обращение своего брата Гай спрятал во внутренний карман мундира.

Смахнул с рукава невидимую пылинку и расстегнул кобуру.

Он не питал зла по отношению к младшему брату. Юлий делает то, что должен. Гай сам вырыл свою могилу.

Юлий только помог ее закапывать.

Судя по речи молодого императора, Юлий уверен, что флот к нему вернется.

– Я не буду более задерживать ваше внимание. Вы сами решите, что вам следует делать. Вы сами сможете вновь найти дорогу чести. Решайте, что и кто вам дороже. Выбирайте, на какую сторону вы встанете. Только помните, что вместе мы еще можем победить. А порознь нас ждет смерть.

Вот и выбирай после такого.

В детстве Гай увлекался историей самураев и мог наизусть пересказать кодекс бусидо[1]. Конечно, тогда Гай еще не все в нем понимал. Например, он не мог понять, что означает фраза «Самурай должен жить так, как будто он уже умер».

Зато теперь он точно знал, о чем в ней говорится.

Гай уже умер. Он умер в тот момент, когда предал свой долг и наплевал на свою честь.

Юлий бы никогда так не поступил. Гай знал, как его младший брат относится к данному единожды слову.

Окинув прощальным взором свои апартаменты на МКК «Зевс», граф Гай Морган вышел в коридор, не закрыв за собой дверь.

Юлий хорошо изучил своего брата и догадывался, в сколь трудное положение угодил Гай Морган после того, как сам Юлий стал императором. И облегчать отчаянное положение своего брата Юлий никак не собирался.

Напротив, он попытался его усложнить, дав понять Клейтону, что до сих пор считает Гая своим родственником.

Клейтон наверняка ожидал от Юлия реакции в стиле «он мне не брат», а Юлий его обманул. Даже попросил передать старшему Моргану привет.

Конечно, Юлий не знал, к чему привела такая политика. У него не было агентов в Третьем флоте, и оттуда в Империю не поступало почти никакой информации. До Земли доходили только донесения сотрудников УИБ, оставшихся на планетах Гаммы Лебедя, по прочтении которых об истинном состоянии дел на флоте оставалось только догадываться. Это были скорее литературные опусы, написанные по мотивам разнообразных слухов, чем оперативные документы.

Угрызения совести Юлия почти не беспокоили. Брат сам выбрал свою дорогу, а у императора были гораздо более серьезные проблемы, чем разборки с собственной совестью.

Империя превыше всего.

Главное – не зайти по этой дороге слишком далеко, подумал Юлий. А то любую гнусность можно будет оправдать интересами государства.