Кровавый чернозем - Фридрих Незнанский

— И вот что я обнаружил на месте, — Ковригин сделал многозначительную паузу, вытащил кулак из кармана, разжал его, и на столе перед онемевшим на секунду майором во всей красе предстал и смятый товарный чек, и пустая пачка «Парламента».

Шериф вытаращил глаза на эти предметы, которые здесь, на письменном столе, смотрелись просто ничего не значащим мусором.

— Все?!

— Все, — слегка обиделся даже Ковригин, думая про себя: «Разве мало? Вы и этого не нашли…» — Все, что там было.

И тут Ширяев заржал. Загрохотал басом, широко разевая пасть, откинувшись на спинку кресла, задрав подбородок. Хохотал он безудержно, так что слезы заливали глаза, задыхался, набирал полные легкие воздуху и выстреливал в потолок кабинета новый заряд раскатистого хохота.

— А я-то!.. Я-то подумал!.. Ха-ха! Я-то уж решил, что ты гильзы мне принес! — хохотал Шериф. — Или ствол обнаружил где-нибудь в болоте! А ты!.. Ковригин!

Майор ржал, как сивый мерин, смахивая слезы.

— Что смешного? — буркнул Ковригин.

— Ты поменьше видик смотри, — посоветовал Шериф, постанывая со смеху и крутя головой, словно ей непрочно сиделось на шее. — Шарапов ты мой недоделанный! Впечатлительная натура… Книжек про милицию в детстве начитался?

— Что смешного? — повторил недружелюбно Ковригин, сожалея, что пришел. — Вы бы лучше проверили, откуда чек? Вдруг ниточка потянется. Чем так отмахиваться…

— Слушай, умник! — повысил голос майор. — Ты меня не учи, что надо делать! Я, слава богу, пятнадцать лет… Да! И если бы я всякую бумажку, мусор всякий подбирал!.. — Майор сделал паузу и постучал себя по лбу указательным пальцем. — Я бы на пенсию младшим лейтенантом вышел, понял, Ковригин?

В кабинет по делу заглянул усатый тип с широкой красной рожей, прислушался с интересом, кого это Шериф распекает, за что? Любопытно…

— Полюбуйся, Петрович, — предложил ему Ширяев, тыча на свой стол, где лежали чек и пачка от сигарет. — Предлагает мне по этой пачке и чеку найти того, кто ее купил. В Москве!..

Петрович посмотрел на Ковригина, хмыкнул в усы, но ничего не ответил.

— Ну, ясно, — Ковригин поднялся, широкой лапой смел со стола в карман оказавшиеся ненужными улики. — Ясно! — повторил он, хотя на самом деле ничего ясного в этом деле не видел. Наоборот, усложнялось все, запутывалось… — Извиняюсь за беспокойство!

Сдерживаясь, чтобы со всей силы не грохнуть дверью кабинета (а неплохо было бы выразить свое мнение по поводу его владельца!), Ковригин вышел в коридор, сбежал по лестнице на первый этаж, бросил пропуск в окно дежурного и с облегчением оказался на улице.

— Тьфу! — в ярости плюнул он на землю под стендом с райотделовской стенгазетой «На страже». — Тьфу, сволочь! Только в душу харкнул.

С ненавистью пробежав глазами агитки против наркомании и фотографии под шапкой «Их разыскивает милиция», Ковригин пошагал прочь, не разбирая дороги, пока не оказался в суете привокзальной улочки. Навстречу ему медленно выплывал, разворачиваясь, с привокзальной площади красный автобус «Икарус». На лобовом стекле Ковригин автоматически прочитал табличку: «Москва».

Если бы Ширяев не поднял на смех его улики… Если бы майор притворился заинтересованным, пообещал присовокупить улики к делу, проверить их («проработать», как они там говорят на своем жаргоне!)… если бы все так — Ковригин успокоился бы и думать забыл и про чек, и про сигареты «Парламент», и даже нисколько бы не удивился и не огорчился, если б через месяц Ширяев ему сообщил, что поиски ни к чему не привели и ниточки не дали. Он бы понял!

Но вместо этого сволочь Ширяев выставил его на посмешище, как деревенского дурачка, который сам не знает, чего хочет.

При одном воспоминании о пережитом унижении Ковригина передернуло, словно током ударило.

— Шериф! — презрительно скривился он. — Тоже мне пуп земли! Лейтенантом на пенсию… Смотри, как бы твои майорские звезды с тебя не послетали!..

Впрочем, никакой конкретной угрозы майору Ширяеву его слова не таили. Нет, планы Ковригина распростирались далеко, и мелкая фигурка районного заместителя начальника на фоне этого размаха просто-таки растаяла в голубом тумане.

С Когтевым, а по армейской кличке Селедочкой (в профиль он и в самом деле напоминал рыбца, подцепленного за верхнюю губу на крючок) Ковригин не встречался и не перезванивался года три, хотя, казалось, пролетело всего два месяца. Теперь, неторопливо проходя знакомым маршрутом через рынок «Динамо», Ковригин корил себя, что не умеет поддерживать с людьми связи. Через столько лет, думал он, неудобно сваливаться ни с того ни с сего как снег на голову, да еще с проблемами и просьбами… Да и кто знает, как теперь у Селедочки обстоят дела? Может, прогорел… Может, запил… Может, вообще в Америку укатил… Все может быть. В наше время, да под давлением обстоятельств, человек за два-три года так может перемениться — мать родная не узнает.

«Да, неловко, — пилил себя Ковригин, — хоть бы с Новым годом его поздравил или с днем рождения… Даже не помню, какого числа у него день рождения. В конце апреля, кажется… А ведь сколько лет знакомы!»

Он прикинул в уме и сам ужаснулся, такая внушительная цифра получилась. Был бы он женат столько лет, уже серебряную свадьбу можно было справить.

И Ковригин решил, что не станет Селедочку донимать просьбами, скажет, будто оказался на «Динамо» случайно, шел мимо, забежал на минутку поздороваться…

«А там видно будет», — подумал он.

Вот и то место, где в последний раз стояли в ряд три киоска Когтева. Ковригин притормозил и повертел головой по сторонам, не ориентируясь на местности. По всем приметам место было то, однако киосков Селедочки на прежнем месте на наблюдалось, это факт. Вместо них стояли в ряд белые пластиковые избушки под красной металлочерепичной крышей, с широкими тонированными витринами, в которых россыпью сверкали часы в черных бархатных гнездах, свисали кожаные ремни, галстуки, платки, кожаные мужские сумочки, зажигалки в вертящейся пирамидке, туфли и полуботинки на металлических штырях… Стояли в окнах избушек черные, как смола, мужские манекены с маленькими немужскими головами, в замшевых жилетках и ковбойских кожаных шляпах, надвинутых залихватски на одно ухо, с кокетливо повязанными шейными платками…

При виде этого добра у Ковригина невольно глаза разбежались, он на мгновение даже забыл, за чем шел. Затем вошел в магазинчик, стоявший прямехонько на месте бывшего Селедочкиного киоска, и, запинаясь, с трудом подбирая нужные слова, без всякой надежды поинтересовался у продавца, как ему найти предпринимателя Когтева… киоски… года три назад…

— Виктора Семеновича? — переспросил продавец и скрылся за шторкой.

Ковригин даже охнул от изумления, когда через минуту ему навстречу из-за шторки вышел Селедочка собственной персоной — потолстевший, слегка полысевший на макушке и вследствие этого со светлыми волосами, зачесанными торчком назад, под Элвиса Пресли, и для полноты имиджа — с длинными полубаками на круглых розовых щеках.