Красная перчатка - Холли Блэк

— Я тоже всегда хотел тебя увидеть, — язык у меня немного заплетается.

Как нестерпимо хочется вернуться в детство. Когда папа был жив. Когда мы бегали под поливалкой у деда на лужайке.

— Знаю, — он хлопает меня по плечу. — Но я и вас троих не оградил. Да, можно привести лошадь к водопою, но нельзя заставить ее пить. Так я думал.

— Ты бы не смог нас оградить, — я качаю головой. — Мы такими родились. Как и любой мастер. Ты бы просто не смог.

— Филип погиб в двадцать три года, а я все еще жив. Это неправильно.

Не знаю, что тут ответить. Если бы мне пришлось выбирать между ним и Филипом, я бы не колебался. Точно бы выбрал его. Но деду вряд ли понравятся такие слова, поэтому я отхлебываю у него немного пива, и мы вместе молча любуемся на темную лужайку и медленно гаснущие звезды.

Просыпаюсь утром в воскресенье. Прохладно и солнечно. Голова раскалывается, во рту как будто что-то сдохло. Встаю со складного стула. Дедушки нигде нет. Спускаюсь в подвал. Даника и Сэм ушли, но по крайней мере оставили записку:

«Увидимся в Уоллингфорде. С. и Д.»

Карабкаюсь на второй этаж. Похоже, для некоторых поминки все еще в разгаре. В столовой ужасный бардак: макароны с сыром вперемешку с черничной начинкой от пирога размазаны прямо по скатерти. Повсюду пустые банки из-под пива и бутылки. Баррон сидит в гостиной в обнимку с какой-то неизвестной старушенцией, а она рассказывает: мол, во времена ее молодости выгоднее всего было торговать опиумом. Старушка не в курсе, что сегодня метамфетамины подсыпают прямо в гостиничные кофеварки. Но не мне ей раскрывать глаза на эту жизнь.

Дедушка спит в своем кресле. С ним все в порядке — грудь медленно поднимается и опадает вместе с дыханием.

Какие-то молодчики в помятых костюмах (судя по виду — бандиты: воротники рубашек расстегнуты, и знакомые шрамы видны во всей красе), смеясь, обсуждают «выгодное дельце». До меня доносится что-то про банк, девять метров веревки и побольше водоотталкивающей аэрозоли. Глаза у них красные от недосыпа.

В гостевой спальне мама сидит перед телевизором и смотрит мыльную оперу.

— Милый, какие у тебя симпатичные друзья — никогда их раньше не видела.

— Да.

Она вглядывается в мое лицо.

— Ужасно выглядишь. Ты когда последний раз ел?

Запрокидываю голову и прислоняюсь затылком к стене.

— У меня похмелье.

— В ванной есть аспирин, но на пустой желудок нельзя — плохо будет. Надо что-то съесть сначала.

— Знаю.

Мать права. Отправляюсь на машине в ближайшее кафе — помню его еще с детства, когда мы с братьями летом гостили у деда. Официантка ничуть не удивляется — ни моему жеваному костюму, ни тому, что я заказываю целых два завтрака сразу. Режу яичницу, а потом промокаю кусочком ржаного поджаренного хлеба желток, неопрятной лужицей растекшийся по тарелке. В конце выпиваю чашку кофе. Голова уже не болит.

Оставляю на столике деньги. Надо ехать в школу. Машина стояла на солнце, руль нагрелся. Выезжаю на скоростное шоссе, опускаю оконные стекла и вдыхаю аромат последних летних деньков напополам с дождем.

Никак не ожидал застать в собственной комнате Данику и Сэма. Они сидят рядышком, обложившись документами из ФБР. И двухлитровой бутылкой лимонада запаслись. Я замираю на пороге.

На мгновение меня захлестывает слепая бессмысленная ярость: это же мои документы!

— Привет, — ухмыляется Даника, поднимая голову.

Устроилась на полу, прислонившись спиной к кровати, и, похоже, ни чуточки не переживает — а ведь за такое полагается выговор: девчонка в мужском общежитии.

— Хорошо выглядишь. Поверить не могу — не соврал, к тебе действительно приходили федералы.

— После поминальной речи Баррона ты, наверное, пересмотрела свои взгляды, касающиеся доверия и моей семьи.

Стараюсь говорить спокойно. Снимаю пиджак и бросаю его на кровать, а потом закатываю рукава рубашки. Это помогает хоть немного собраться и взять себя в руки. Лучше бы, конечно, в душ залезть и переодеться.

— А я, видимо, пересмотрел свои взгляды, касающиеся доверия и вас с Сэмом. Что вы тут делаете?

— Погоди, то есть Баррон все наврал про Гималаи и как они спасли ту козу? — недоумевает сосед.

На нем черная футболка и джинсы, а волосы все еще влажные после недавней помывки.

Он издевается, я почти на сто процентов уверен.

Закатываю глаза.

— Как бы то ни было, я рассказал вам про документы, будучи в плачевном психическом состоянии (обращаю на это ваше внимание) — находясь под воздействием алкоголя и страдая из-за смерти брата. Это совершенно не означает, что я разрешал в них копаться.

— Злодеям закон не писан, — хихикает Даника.

— Да ладно, — вторит Сэм. — Ты их спрятал под матрасом. Будто нарочно хотел, чтобы мы нашли.

Меня терзает нехорошее подозрение: по-моему, сосед цитирует меня же самого. Со стоном опускаюсь на стул, прямо на пачку бумаг. Выдергиваю их из-под себя.

— И что же мы ищем?

Вглядываюсь внимательнее. К досье скрепками приколоты снимки, на них серьезного вида парни. Снимали наверняка в полиции после ареста. А потом еще фотографии — те же лица, но в другой обстановке: мужчины пьют кофе в кафе или читают газету на балконе гостиницы, где-то на заднем плане мелькает женщина в халате. Слежка.

— Шесть жертв, — объясняет Даника. — И все мастера.

— Пижоны сплошные, — вставляет Сэм.

Его подруга выхватывает у меня одну фотографию.

— Джованни Бассо, также известный как Шрам. Занимался торговлей амулетами — настоящими и поддельными. Мухлевал и выманивал у людей деньги. Федералы думают, он, скорее всего, не работал напрямую на Захарова, а сотрудничал сразу с несколькими криминальными кланами. Тело не нашли. Вообще ничего не нашли. Просто исчез однажды ночью, и все.

— Мы даже не знаем наверняка — может, он сбежал из страны, — заканчивает Сэм.

— Да, может, они все просто сбежали, — повторяю я.

— Вместе? — интересуется Даника. — Как в том идиотическом комедийном сериале? Сидят сейчас вшестером где-нибудь на вилле на юге Франции?

— Ладно-ладно, не прав — признаю, — огорченно качает головой Сэм.

Девушка берет следующее досье.

— Второй номер. Джеймс Греко, Джимми. Азартные игры. Держал подпольную контору. Прямо как ты, Кассель!

Показываю ей неприличный жест, но выходит как-то вяло. Уверен, федералы бы не обрадовались, что я обсуждаю дело с гражданскими. Тем более, этих гражданских им нечем запугать в случае чего. Хотя, если вдуматься — неплохо. Я все еще злюсь на друзей, но как же приятно насолить копам.