Ответы - Роман Воронов

и распятие честное (у каждого свой крест). Не оттого ли столь сильна связь меж нами, что Иисус и Мария – Адам и Ева в духе, два слога в слове Истины, Учитель и Ученик, сплетенные не поучением, но созерцанием.

Жена Клеопа, Мария – женское отражение, вернее проявление, бесполого Духа Святого, стоящая у самых врат, вплотную к Камню, ибо дух тянет к духу нестерпимо, а посему не прибегнет она никогда к рычагу или иному приспособлению своего мира, но будет взывать (в молитве) к миру ангельскому, потому чувствует, верит и знает, что сила истая в Истине и нет ничего в Мире Бога сильнее Истины, и она в Духе, а не в теле.

Мир Отца Небесного держится сейчас на плечах этой воплощенной троицы, и пребудет с ними Его любовь.

Иисус уже вне своей использованной оболочки, он, улыбаясь, прощается с «тем», кого тридцать земных лет наблюдал в отражении вод, без сожаления, но, по природе своей, с любовью. Пещера ярко освещена его собственным сиянием, но он сразу же замечает освободившийся проход наружу.

Выйду, обниму всех Марий, – думает Иисус и покидает пещеру, «забирая» с собой физическую оболочку. На удивление, у скалы его встречает только Ангел, больше никого нет.

– Я был уверен, Марии здесь, – смиренно произнес Иисус.

– Они будут здесь, скоро, – ответил Ангел, сияя от радости, как сто солнц. – Приветствую тебя, брат.

– И я рад тебе, – Иисус обнял крылатого сопровождающего. – Но я так ясно видел их на этом месте.

Ангел улыбнулся:

– Ты разговаривал сам с собой, а этот вид иллюзии самый сильный.

– Сам с собой?

– Да. Три Марии – твоя совокупная женская ипостась. Сын Божий, существо без пола, вынужденный воплотиться в теле мужа, «носит» при себе ответную голограмму, тонкоматериальное «женское тело».

– Я считал их Троицей, – изумился Иисус, на миг озарив окрестности Иерусалима ослепительной вспышкой.

– Так и есть, троица имеется у души, у Духа, у Сути. Ты разговаривал со своей троицей. Дева Мария – это олицетворение твоего сознания в материнстве, о материнстве, то, какой матерью ты был бы сам, воплотись в женском теле.

Магдалина – соответствие тебя в жене, спутнице, Иисус в земной любви, как женщина. Поменяй вас местами, и она взошла бы на Голгофу столь же мужественно, как и ты, а твое сердце сейчас разрывалось бы между горем и верой, как ее.

Мария Клеопова являет собой самую сложную «часть» Иисуса, его «видение» Любви Небесной, Абсолютной, одухотворенной и возвышенной. Поэтому она, стоящая чуть в стороне, но непременно погруженная в молитву, представлялась тебе в «разговоре» Духом Святым. То дуновение слабого ветерка в раскаленном мареве пустыни, принесшее тебе облегчение и надежду – ее забота, та звездная пыль, что стряхнула морок ночи с листьев древ в Гефсиманском саду, ее труды. Видишь лучи солнца над Елеонским холмом, вся троица уже на ногах, собираются к тебе.

– Дождемся их? – с радостью в голосе спросил Иисус.

Ангел покачал головой:

– Нам пора.

– К Отцу? – Иисус снова воссиял, вмиг «погасив» звезды на утреннем небосклоне.

Ангел расправил крылья:

– Да, Он ждет.

У Креста

Лесная дорога, плавно огибая столетние дубы, «расставленные» Матушкой Природой на Н-ском плоскогорье небрежно и хаотично то ли от многовековой усталости, то ли повинуясь ветреной женской натуре, приблизительно в центре дубровника упиралась в старый каменный крест, вытесанный кельтскими мастерам, непонятно зачем приволокших его от прибрежных скал в самую глушь и впихнувших базальтовую махину во влажную почву на десять футов.

Путники, добиравшиеся до этого места, как правило, раздумывали на предмет дальнейшей собственной судьбы, справедливо полагая, что ее ход будет зависеть от того, с какой стороны они обогнут торчащий из земли истукан, к моменту описываемых событий покрывшийся темно-зеленым бархатом мхов, отчего его сакральность усилилась многократно.

Кто-то решал, что удача ждет всякого, оставившего «мохнатый» Крест справа от себя, а попытка прохода с противоположной стороны сулила беды и несчастья. Кто-то, наоборот, решался проследовать мимо изваяния, дотронувшись до него левой рукой, ожидая богатства и славы, против горечи и болезней от прикосновения другой рукой. Но и те, и те непременно останавливались и, припав на колено, молились, ибо за Крестом, с какой стороны его не обойди, начиналась новая жизнь, а она пугала неизвестностью еще со времен Адама, которому малознакомая женщина настойчиво совала под нос неведомый фрукт, сопровождая это действо шипящим аккомпанементом извивающегося аспида.

Ветер, приносимый путниками на своих плечах, беспощадно терзал щербатую, «окаменевшую» кожу кельтского креста, собирая в «кулак разящий» вихри дорожной пыли и прошлогодних листьев, но за каменной спиной образовался островок штиля, лишенный завихрений меняющихся друг за другом эпох и раскромсанных людских судеб. Именно туда упало однажды семя бузины, давшее в потомство роскошный куст, приют клестов и соек.

Идиллия этого места длилась недолго, торговые пути предпочли лесам, полным лихого люда, умеющего профессионально обращаться с луком и длинным ножом, более спокойные и открытые взору равнины степные и водные. Дорога сквозь дубровник обезлюдела, корни столетников, осмелев, повытаскивали свои скрипучие суставы и сухожилия наружу, папоротник занял все обочины, а ужи, перестав «прислушиваться» холодными телами к сотрясениям земли, вольготно расположились на оставшихся проплешинах проезжей части.

Тяжеленная крестовина, подмытая дождями, осела и покосилась, лес погрузился в омут безвременья, откуда с безразличием наблюдал за вялым движением светил на ночном небе и ждал Конца Света, как некоторого развлечения в застывшем бытие.

Вот в этот-то момент пролетающий мимо Креста Падший ангел, всю ночь поджидавший одного сластолюбца на выходе от очередной покоренной дамы, но заснувший под утро и пропустивший намеченного грешника, проскользнувшего мимо расслабившейся засады, а стало быть и не зафиксировавший акт грехопадения, посему рассерженный и сбившейся с курса, заприметил на правой перекладине Креста удобно устроившегося Светлого.

Незамедлительно спикировав, он с улюлюканьем «грохнулся» на левое плечо Креста и торжественно произнес:

– Чем же эта глушь, обходимая даже моим Хозяином по причине отсутствия здесь всяческого намека на жизни, удостоилась визита столь важной персоны, как Светлый Ангел?

– Решил подышать чистым воздухом? – вместо ответа парировал Светлый.

– Увидел тебя, брат, подумал, может, помощь нужна, – Падший похлопал себя по бокам черными крыльями.

– Если захочу измазаться, найду выгребную яму и без тебя, – Светлый улыбнулся, – и братьями мы были слишком давно.

– И все же, – Падший нисколько не обиделся, – почто ты здесь?

– Дожидаюсь Праведника, – коротко ответил Светлый.

– Ух ты, вот поглядеть бы! – картинно восхитился Падший. – У нас, сам знаешь, – злодеи, прелюбодеи, грешники, в общем, обычный, нормальный люд, а праведников – дефицит.

Светлый вздохнул, подумав, да