Жена поэта - Виктория Токарева

Шофер виновато молчит.

– Ты чем его бил? – допрашивает Марина.

– Шайбой, – тихо ответил шофер.

– Какой шайбой?

– Хоккейной. У сына взял.

– Хоккейной шайбой даже кошку не убьешь. Она легкая.

Шофер безмолвствует.

– Ты чего молчишь? – наступает Марина.

– А что говорить? Тяжело бить по живому. А ствола у меня нет, – оправдывается шофер.

– А деньги получать не тяжело?

Шоферу нечего сказать. Он стоит молча. К нему подходит Игорь и протягивает увесистый конверт.

– Ваши деньги, – объясняет Игорь.

Шофер растерянно смотрит на конверт.

– За что?

– За то, что ты его не убил. Ты нас спас.

– Как это? – не понимает шофер.

– Убить человека и жить дальше, как будто ничего не случилось… Это невозможно. А теперь мы будем жить.

Игорь обнимает Марину.

– Мы все забудем. И начнем жить сначала.

Марина плачет.

Шофер смотрит на конверт.

– Это мое? – проверяет он.

– Твое, твое. – Марина машет рукой.

– Так я пойду?

– Иди, – разрешает Игорь.

Шофер медленно отходит. Потом убыстряет шаг. Потом бежит, подгоняемый счастьем. Счастье – в конверте. Конверт – в кармане. Карман – в пиджаке. А пиджак – на нем, плотно прилегает к телу. «Можно жить дальше», – как сказал заказчик.

Рабочий день кончился.

Валя вышла на улицу. Вдохнула полной грудью. Посмотрела на небо. Небо было блекло-голубое, без облаков, заплаканное и милое, как личико ребенка.

Боже! Как давно Валя не поднимала голову и не смотрела на небо. Ходила, уткнув взор в землю, как свинья. Но свинья хотя бы ищет желуди, а Валя чего искала? Ненависть, как бревно в глазу, заслоняла весь обзор. Как много проскочило незамеченным…

Мимо нее промчалась кошка. Она неслась так, будто ею выстрелили. Почему бы это? Но тут же выяснилось: за кошкой гналась собака. Догнала, схватила за хвост. Кошка вырвалась, но хвост повис под углом. Неужели перекусила? Если да, то хвост отвалится через какое-то время. Кошка будет жить с коротким хвостом.

Некрасиво, но жизнеспособно. Ничему не мешает. Сама кошка не будет этого замечать. Какая разница, что там у нее за спиной?

Валя

У Владимира Войновича было три жены.

Первая – Валя Болтушкина. Простая деревенская девушка. Работала маляром на стройке. А Володя в те далекие времена работал плотником на этой же стройке.

Володя окончил ПТУ (профессионально-техническое училище), овладел профессией плотника-краснодеревщика и даже не догадывался о своем высоком предназначении.

Его родители недооценивали сына. Отец – журналист, мать – учительница. Культурные люди. Им почему-то казалось, что Володя не способен к умственной работе. Пусть работает руками. Плотник – как раз для него.

Почему родители не видели в своем сыне яркие задатки? Может быть, потому, что Володя плохо рос, был маленького росточка и казался им недоделанным? Трудно сказать. Было другое время, другие нравственные ориентиры. Сталинская эпоха, людей сажали и уничтожали, и лучше было не высовываться, быть мелким винтиком. Легче затеряться и уцелеть. Отец-журналист это хорошо понимал.

Володя Войнович оказался хорошим плотником. На стройке его ценили.

Валя Болтушкина – круглолицая, милая, без амбиций. «Женское счастье – был бы милый рядом, ну а большего ничего не надо».

Валя родила мужу двоих детей: девочку и мальчика. Марину и Павлика.

Жили бедно. Володя каждое утро подходил к окну и рассматривал свои штаны: не протерлись ли они на заднице? Я об этом уже писала, приходится повторяться. Но что делать? Из песни слова не выкинешь.

Однако бедность, почти нищета не мешали Володе искать себя на литературном поприще. Он стал ходить в литературное объединение при Клубе железнодорожников, сокращенно ЦДКЖ.

Туда же впервые пришел и Булат Окуджава, которого никто не знал.

Володя запомнил самые первые стихи Булата: «Однажды тирли-тирли-тирли-тирли напал на дугу-дугу-дугу-дугу. И долго тирли-тирли, и долго дугу-дугу калечили немножечко друг друга».

Я думаю, «дугу-дугу» – это фагот, а «тирли-тирли» – флейта. Как талантливо! Все были молоды, искрили, и жизнь казалась бессмертной.

Володя начал писать свою повесть «Мы здесь живем». Его первым редактором и наставником стал его друг Камил Икрамов.

Камил – бухарский еврей. Высокий, благородный, значительный. Было очевидно, что он – узбек и при этом еврей. Две крови слились и подружились в его облике.

Отец Камила – знаменитый революционер, был расстрелян в тридцать седьмом году. Ни за что. Тогда это было нормально.

Отец – личность неординарная, и Камил унаследовал эту высоту.

Володя писал главы повести, Камил пропускал его прозу через свое сито, и в результате появилась повесть. Я не знаю, как она сейчас читается молодыми. Я ее восприняла как глоток солнца.

У Володи Войновича было голодное военное детство, нищая молодость, но все это не омрачило его восприятия жизни. Оно было радостным, солнечным, ироничным и глубоким при этом.

В писателя Войновича поверил Александр Твардовский. А может, даже влюбился в его талант. И в него самого.

Володя той поры – маленький, большеглазый, волосы дыбом, море юмора, улыбка от уха до уха. И сквозь все это просвечивает чистая душа, прозрачная, как родник, многогранная, как бриллиант.

Володя стал работать на радио.

В это время запустили в космос Гагарина. Было непонятно, вернется он или нет, но, пока он летел, срочно понадобилась песня.

Володина начальница стала обзванивать маститых поэтов. Говорила одно и то же:

– Нужна песня, написанная за один день. Сегодня. Поскольку через час космонавт уже вернется на землю.

Все маститые обижались. Они не халтурщики, чтобы ваять стихи за один день. Тогда Володя присел к столу, подвинул к себе листок и написал: «Заправлены в планшеты космические карты, и штурман уточняет в последний раз маршрут…»

Если разобраться, какие планшеты? Какой штурман? Это же не аэродром, а космодром. И не самолет-кукурузник, а космическая ракета, которая взлетает с ревом, и бедный космонавт в середине, расплющенный перегрузкой.

Но никто об этом не думает. Главное – пыльные тропинки далеких планет. Прорыв в неведомое.

Володина начальница прочитала стихи и тут же позвонила композитору. И возникла песня, которая стала гимном космонавтов. Слова и музыка нашли друг друга. Эта песня и сейчас не устарела. Ее поют с душевным подъемом и восторгом. Песня, как говорится, выстрелила.