Однажды я выберу тебя - Эмма Скотт

Макс замер, втянул воздух, и я взглянул ему в глаза. Темные и глубокие. Он с трудом сглотнул. Кадык дернулся. Не стоило так пристально смотреть. Но я не мог отвернуться. Я чувствовал, как в ямочке на горле бьется его сердце.

Я резко дернул головой, глядя куда угодно, только не на него. Я чувствовал, как Макс изучает меня, и знал, что он ничего не упустил. Ни реакции тела. Ни сбившегося дыхания.

– Увидимся позже, – наконец, проговорил он. – Сайлас.

Боже, мое имя в его устах звучало неуместно и в то же время идеально. Шипящее «с», произнесенное глубоким мужским полушепотом, сменилось легким «л».

Он протиснулся мимо меня и вышел, а я остался один в шкафу. Облокотился на полку, опустил голову на руку. Затем с приглушенным криком сбросил на пол стопку полотенец. И заметил, как сверкнула золотая нить в монограмме «ЭГМ».

Я резко втянул воздух. Опасно терять контроль. Так можно лишиться и всего остального. Я пригладил волосы и вышел из шкафа, чуть не столкнувшись с одной из папиных горничных.

– В шкафу полный бардак, – проговорил я. – Убери.

Не дожидаясь ответа, я пошел к отцу.

– Ну? Какого черта с тобой творится? – требовательно спросил он, держа газету в дрожащих руках.

– Нам нужно поговорить.

– Я понял. О чем?

Я открыл рот, намереваясь сказать, что следует уволить Макса Кауфмана. Немедленно.

– Сайлас, – предупреждающе бросил отец.

Даже слабый и прикованный к постели, он сверлил меня взглядом голубых глаз. Безжалостно холодных и неумолимых. Словно стылые воды Медного озера, куда он отправил меня на полгода в самый разгар зимы. Он отнял у меня все. Потому что я был неполноценным.

Я пододвинул стул к его кровати.

– Пап…

– Да?

– Я… сегодня я встречался со Стивеном Милтоном, – проговорил я. – И кое-чего опасаюсь.

Макс

«Черт возьми, что это было?»

Я быстро шагал в западное крыло поместья, к комнатам, где жили горничные и другой медперсонал. Дежурство возле Эдварда Марша начнется лишь утром в воскресенье.

– Хватит времени, чтобы оценить сомнительный выбор работы, – пробормотал я.

Я отпер дверь карточкой-ключом, что дал мне Сезар. Новая комната оказалась чистой, но без излишеств, словно маленький, элегантный гостиничный номер. К ней примыкала ванная, а из окна открывался вид на просторный задний двор: теннисные корты, бассейн, сад, а позади – целый лес. Я прижался пылающим лбом к стеклу и закрыл глаза, желая остудить разгоряченную кровь.

«Скотт, модный Унабомбер, здесь. Под этой самой крышей».

Боже, когда он вошел в комнату отца, я подумал, что вижу призрак. Или кто-то решил разыграть меня весьма изощренным образом.

Когда он загнал меня в угол в шкафу, гнев и удивление смешались с волнами жара. Подобного притяжения я давненько ни к кому не испытывал. Просто не позволял себе подобных чувств. При мысли о том, как я на миг соприкоснулся с его телом, перехватило дыхание. Я отчетливо ощутил все его контуры. И, прежде чем уйти, заметил адресованный мне взгляд. Как будто бы он увидел меня впервые. Или самого себя.

«Так было и с Трэвисом».

Хаос чувств перенес меня на семь лет назад. В то лето, ознаменовавшееся обретениями и потерями. Тогда я в последний раз позволил себе чувствовать. И у меня все отняли.

Трэвис был старше. Девятнадцать против моих шестнадцати. Мы познакомились, когда он приехал забрать с вечеринки свою младшую сестру Кайлу; мы с ней дружили. Но он не увез сестренку домой. Вместо этого мы разговорились. Даже не заметив, как вечеринка подошла к концу, а над горизонтом, знаменуя начало нового дня, взошло солнце.

После этого Кайла стала моей лучшей подругой. Трэвис на лето приехал домой из колледжа. Я приходил к Кайле, хотя и знал, что ее нет дома, и Трэвис все равно приглашал меня войти.

– Ну, ты же проделал весь этот путь.

Я практически жил у них в то лето. Как оказалось, последнее, что я провел в собственном доме. Мы с Трэвисом не позволяли себе ничего лишнего. Вели себя, как обычные парни. Тычки в плечо, похлопывания по спине, удары кулаками и рукопожатия.

Но однажды ночью, на исходе лета, притворство все же закончилось. Когда мы поцеловались, то, что свободно болталось и дребезжало внутри меня, наконец встало на место. Бешено вращающийся компас точно указал на север. За время долгого, мучительного, сбивающего с толку периода полового созревания лишь этот поцелуй по-настоящему обрел смысл.

Наконец-то я осознал себя.

Когда отец прогнал из моей жизни Трэвиса, а следом вышвырнул из дома и меня самого, стрелка компаса вновь нерешительно закачалась.

И дергалась до сегодняшнего дня.

Сайлас Марш вошел в ту комнату, словно ответ на вопрос. Только вот я не знал, что его задал. В сердце билась странная мысль: «это он».

На долю секунды, пока его не захватила собственная паника, казалось, Сайлас обрадовался, увидев меня. Точнее, нет, он испытал облегчение.

– Это безумие, – пробормотал я пустой комнате.

Сайлас оказался засранцем. Первоклассным, как и его отец. Безукоризненный богатей, который совершил ошибку, подсев на таблетки. А теперь страшился, что, если правда выйдет наружу, обеспеченной жизни придет конец.

Но подобные мысли не помогли. Вместо этого вспоминались сила Сайласа, твердость его тела. В дорогом костюме он выглядел воплощением мужского совершенства. И этот образ все еще был со мной, как и остатки его одеколона. Как будто я надел одну из его рубашек и теперь этот запах прилип к коже.

«Сейчас мне не до этого».

Через семь лет, после десятков звонков и нескольких неудачных попыток я наконец-то уговорил маму поужинать со мной сегодня вечером. Нужно расставить все по местам. Если и эта встреча пойдет псу под хвост, мир перевернется дважды за день.

«Спасибо, на сегодня достаточно и одного эмоционального потрясения».

Я очень долго стоял под холодным душем, затем надел джинсы и полусапоги, рубашку на пуговицах и кожаную куртку. Правило в доме Маршей гласило, что такси придется ждать на задней подъездной дороге. Жалованье обещали приличное, так что, вероятно, стоило подумать о покупке машины, но, черт… Смогу ли я сохранить эту работу? Спускаясь вниз, я за каждым углом ожидал наткнуться на Сайласа, и живот сводило от предвкушения. Или от страха. А может, и того и другого.