Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим - Зора Нил Херстон

с ними, словно у нас не могло быть никаких чувств и нас невозможно обидеть.

Мы, африканцы, старались воспитывать наших детей правильно. Когда они говорили, что мы глупы, мы собрались и построили школу. А потом из округа нам прислали учителя. Мы, африканцы, не стали, как другие цветные, ждать, пока белые люди захотят построить нам школу. Мы построили школу сами и попросили округ прислать нам учителя.

О боже! Я так люблю своих детей! Я изо всех сил старался быть добр к нашим детям. Моя крошка Сили, моя единственная девочка, она заболела. О боже! Я все сделал, чтобы спасти ее. Мы позвали доктора. Мы дали ей все лекарства, которые он велел купить. О боже! Я молился, я говорил Господу, что сделаю все, чтобы спасти жизнь моей девочки. Ей было всего пятнадцать лет. Но она умерла. О боже! Посмотри на ее надгробие, прочитай, что там написано. 5 августа 1893 года. Она родилась в 1878-м. У нее не было времени жить, прежде чем она умерла. Ее мама очень переживала. Я пытался просить ее не плакать, но я сам плакал.

Впервые в земле Америки смерть нашла дверь моего дома. Но мы прибыли из-за воды и знали, что она плывет на корабле с нами. И, когда мы строили нашу церковь, мы купили землю, чтобы хоронить нас. На холме, перед вратами церкви.

Теперь мы были христианами, поэтому мы положили нашу дочку в гроб и отнесли ее в церковь. И все пришли смотреть ей в лицо. Все пели «Мы встретимся за рекой». Я уже долго был в лоне церкви и знал все слова. Я произносил эти слова, но сердце мое не чувствовало этого. И в душе я пел: «О тодо а уа н-лау я-ли, оурран к-нее ра ра к-нее ро ро».

Мы похоронили ее на семейном участке. Она была такой одинокой там – она такая маленькая девочка, понимаешь, и я поспешил и построил ограду вокруг могилы, чтобы у нее была защита.

Мы долго тосковали о нашем ребенке. А потом пришла новая боль. Тот, кто называл себя помощником шерифа, убил нашего мальчика.

Он сказал, что он закон, но он не пришел арестовать его. Если мой мальчик сделал что-то плохое, он должен прийти и поговорить с ним, как мужчина. Если он за что-то злился на моего Куджо, он должен был драться с ним лицом к лицу, как мужчина. Он не арестовал его, потому что не был шерифом, и он не дрался с ним, потому что не был мужчиной. Он злился на моего мальчика, но боялся встретиться с ним. И, понимаешь, он спрятался в повозке мясника, подъехал к лавке моего мальчика, и Куджо вышел, чтобы обсудить дела. Этот человек, он прятался в повозке и оттуда застрелил моего мальчика. О боже! Он выстрелил моему мальчику в горло. Он не имел права стрелять в моего мальчика. О боже! Люди прибежали и сказали, что мой мальчик ранен. Мы принесли его домой, уложили в постель. У него была большая рана в шее. Он изо всех сил пытался бежать. О боже! Так больно видеть своего мальчика вот таким. Его маме было еще тяжелее. Он дышал все тяжелее и тяжелее. Я плакал, потому что Сили было так больно. Она стояла в изножье постели, понимаешь, и смотрела ему в лицо. Она без умолку твердила:

– Куджо, Куджо, Куджо, мальчик, пришпорь своего скакуна![26]

Он был тяжело ранен, но постарался ей ответить, понимаешь. Он сказал ей:

– Мама, я очень стараюсь!

Два дня и две ночи мой мальчик лежал в постели и дышал с хрипом. Мама не отходила от него. Она смотрела ему в лицо и твердила:

– Пришпорь своего коня, мальчик!

Он молился изо всех сил. Его мама молилась. Я молился, но он умер. Я плакал. Я хотел умереть вместо моего Куджо. Может быть, я молился неправильно, понимаешь, потому что он умер, когда я просил Бога сохранить жизнь моего мальчика.

Тот человек, который убил моего мальчика, сейчас он пастор часовни Хэй в Плато. Я пытался простить его. Но Куджо думает, что сейчас, когда он священник, он должен прийти и сказать мне, что его сердце изменилось. Он должен просить у Куджо прощения за то, что убил моего сына.

Прошло всего девять лет с того, как умерла моя девочка. Я все еще слышал, как по ней звонит колокол, и вот он зазвонил снова, по-моему Фиш-и-тону. Мой бедный африканский мальчик, который никогда не видел земли Африки.

Глава X

Коссула узнает закон

Они ничего не сделали человеку, который убил моего сына. Он помощник шерифа. И я ничего не сделал. Я стал христианином. Я был болен. Я попал под поезд, понимаешь.

Куджо расскажет тебе, как он попал под поезд. Я расскажу тебе все как было. Куджо ничего не забыл. В марте, понимаешь, я занимался садом. Было 12 марта 1902 года.

Женщина, понимаешь, позвала меня вспахать ей поле. Она сказала:

– Куджо, я хочу, чтобы ты вспахал сад, и я посажу сладкий картофель. Я заплачу тебе.

Я согласился.

На следующее утро, понимаешь, я поднялся рано утром и вспахал сад для нее, чтобы, разделавшись с работой, можно было заняться своим садом. Я не закончил работу у нее, потому что жена позвала меня и стала ругать.

– Куджо, почему ты так тяжело работаешь еще до завтрака? – сказала она мне. – Это неправильно. Ты заболеешь. Я давно приготовила тебе завтрак. Иди есть.

Я пошел домой с Сили и позавтракал. А потом я подумал, что собирается дождь, и решил посадить свои бобы. Я позвал жену, понимаешь, пойти в поле со мной и помочь мне сажать бобы.

– Куджо, зачем ты зовешь меня в поле? – сказала она. – Я не умею сажать бобы.

Я велел ей идти и бросать бобы, а я буду их закапывать. Она пошла со мной, и я показал, как это делать. А потом она сказала:

– Куджо, тебе вовсе не нужно было, чтобы я кидала бобы. Просто ты не можешь работать, чтобы женщины не было рядом. Тебе нужна компания.

– Верно, – сказал я.

Нам не хватило бобов, и я пошел на рынок и попросил у торговца ранние бобы, но у него их не было. И тогда, понимаешь, я купил жене немного мяса и пошел домой. Потом я накормил лошадь, а жена готовила. Пока я ухаживал за лошадью, пошел дождь. Я остановился и стал думать. Я не