Я буду рядом - Анастасия Солнцева

Но я решила пропустить это и мимо ушей, и мимо мозга, потому что сейчас было не до демонских шарад, разгадывать которые мне не хотелось и в лучшие времена.

— Мне нужно с ним поговорить, — выдохнула я сквозь крепко, аж до боли в скулах, сцепленные челюсти. — Это важно.

— То, чем занят принц сейчас гораздо важнее, чем ты, — отрезал Кан и отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что встреча окончена.

— Да я уж поняла, что даже ваш родовитый чих важнее, чем весь остальной мир, — ощетинилась я. — Но вы, вроде как, еще пару часов назад хотели, чтобы я вам помогла. Помощь предполагает взаимовыгодное взаимодействие…

— Давай-ка я тебе прямо сейчас всё разъясню, — тоном, который вынудил меня не просто замолчать, но едва ли не закусить собственным языком, начал Кан, подаваясь вперед. — Ты приходишь тогда, когда тебя зовут. Делаешь то, что тебе говорят. И на этом все.

Я закусила губы. Стало больно, и обидно, и мерзко. Горечь подступила к горлу, а глаза запекло.

— Тай в четвертом подземелье. Там у нас тренировочная зона, — внезапно выдал Янг, встретив мой ошеломленный взгляд стеной спокойствия. — Как выйдешь из столовой, не доходя до галереи с канделябрами, поверни налево. Там вход на нижний уровень.

Справившись с первичным замешательством, я неуверенно кивнула и с невероятным облегчением покинула столовую, спиной ощущая направленные на меня малоприветливые взгляды учеников, от внимания которых не ускользнуло мое общение с демонами. И более того, вызвало жаркие дискуссии под прикрывающими рты ладошками.

— Зачем? — услышала я приглушенный общим гомоном в столовой недовольный вопрос Кана.

— Пусть идет, — коротко ответил тот, по которому исходила любовной тоской моя соседка.

Кстати, надо было спросить еще и о ней, но возвращаться отчаянно не хотелось.

Следуя указаниям Янга, я вышла из столовой, миновала глухую нишу в углу — сосредоточение концентрированного сумрака, и вышла к началу длинной узкой галереи с позолоченными подсвечниками у потолка. Остановилась, оглянулась по сторонам, не понимая где в этом сквозном проходе я должна искать дверь в обозначенные демоном подземелья.

— Феликс — идиот, — выдохнул кто-то над моей макушкой.

— Ааааай! — взвизгнула я, подскочив на месте.

— Не ори, — его раздражение я не увидела, а, скорее, почувствовала кожей, поджилками, которые все еще тряслись, когда он шагнул мне на встречу из темноты.

— Ты что, шел за мной? — прикладывая руку в груди и пытаясь успокоиться бешено колотящееся сердце, просипела я.

— Да, — не стал отнекиваться демон, демонстративно складывая руки на груди и глядя на меня, как на мошку, которая села на его стакан с напитком. Слишком мелочно, чтобы обращать внимание, слишком неприятно, чтобы игнорировать. — Потому что сама ты можешь проторчать тут хоть все ближайшее тысячелетие, но не сможешь обнаружить вход в подземелья.

— Почему? — я напряглась, когда его рука уперлась в стену позади. Прямо перед моими глазами оказался его локоть и все то, что было выше него — крепкие мускулы, похожие на сплетенные воедино якорные тросы. Демон имел внушительные размеры, в том смысле, что его размеры внушали страх. С такими ручищами ему не нужно было какое-либо оружие, он сам был этим оружием, способный задушить противника голыми руками.

«И он уже это делал», — подсказал мне тонкий голосочек, в последнее время слишком зачастивший в мою безалаберную голову. — «Будь с ним настороже. Хотя, от такого, как он все равно не убежать».

— Потому что ты не демон, — ухмыльнулся мне в лицо Кан и его кожа вдруг подсветилась желтым. Скосив глаза в бок, я увидела сверкающее свечение, которым налился знак, проступивший на стене. Похожий на те, что я видела в тайном проходе, открытом Сатусом.

— Ух ты! — не смогла я сдержаться от восхищенного вздоха. Все, что касалось вот такой вот, появляющейся словно из ниоткуда, магии по-прежнему заставляло все внутри замирать. — А вы все так умеете?

— Все? — брови демона выгнулись. — О чем ты?

— А, так, — почувствовав, что сболтнула лишнего, отмахнулась я. — Не слушай.

Демон помедлил, а после резко взмахнул ладонью, едва не задев мою голову.

Но не задел, вместо этого знак за моей спиной засиял ярче, а часть стены просто… растворилась.

— Прошу, — элегантно протянул руку Кан, приглашая меня войти в образовавшийся проем.

Стараясь оставаться начеку и периодически поглядывая на старшекурсника, я прошла под полукруглой аркой и направилась вперед, ощущая, как под ногами хрустит нечто хрупкое, вроде пустых улиточных раковин.

Позади меня, совершенно беззвучно, и я не понимала, как у него это получалось, шел Ферай Кан. Присмотревшись, я заметила, как он мягко перекатывается с носка на пятку, сглаживая каждое движение.

— Куда мы идем? — спустя пару мгновений напряженного молчания, нервно спросила я.

— Ты же хотела увидеть принца, — с издевкой ответил Кан, явно насмехаясь. — К нему мы и идем.

— Непохоже, — пробормотала я, подавив легкую дрожь и сунув руки в карманы форменного пиджака, который успела накинуть перед походом в директорский кабинет.

— Кан! — окликнули позади.

Мгновенно крутанувшись на месте, я увидела Сатуса, выходящего из-под арки, размером поменьше первой и венчающей поперечный коридор.

Парень был обнажен по пояс. Крепкие, стройные ноги облегали высокие сапоги. На матовой коже серебрились капли пота. Влажные пряди прилипли к шее, а руки были перевязаны полосками белой ткани. Внезапно с него слетела вся холеность королевской особы, глядящей на мир с высоты своего трона. Сейчас он выглядел как настоящий воин, храбрый защитник и непоколебимый завоеватель, привыкший к трудностям походной жизни, умеющий обходиться малым и знающий, каково это — видеть кровь и грязь под своими ногтями.

Удивленная столь разительной переменой, которая сквозила не только в одежде, а вернее — в её отсутствии, но и в переставшей быть ленивой и расслабленной походке, которая вместо этого приобрела резкость и тяжесть. В посадке головы, обычно надменно задранной, а теперь чуть склоненной вниз, словно он прислушивался и присматривался, отслеживая каждый малейший шорох. Во взгляде, который раньше был насыщен горделивым презрением, я теперь я видела лишь суровость, опасно граничащую с той жестокостью, которая выдавала личность, способную ради своей цели идти по головам, по трупам, по костям близких. Такое сводящее с ума противоречие — душераздирающе красивая форма, но ни капли человеческого внутри. Ни добра, ни любви, ни жалости.

— Что ты здесь делаешь? — Сатус спросил не у меня, у Кана. — Да еще с ней?

— Она хотела с тобой поговорить, — развел руками друг Сатуса, по лицу которого блуждала неоднозначная усмешка. Всего в ней было слишком. Слишком много грубости, слишком много черствости и слишком много цинизма. И чего все-таки не хватало. Наверное, теплоты и доброты. — И так рвалась, что наш сердобольный Феликс сообщил, где тебя можно найти.