Сказки cтарого Вильнюса - Макс Фрай

– Альгирдас – зануда. На самом деле, капля коньяку в такой мороз еще никогда никому не вредила, – шепотом сказала женщина. – Даже при исполнении. Вы молодец.

Улыбнулся. Протянул ей флягу.

– Похоже, я прикончила ваши запасы, – сказала она, сделав глоток. – Обычно я не такая бесцеремонная, но мороз плохо влияет на манеры. Если будете думать, кого проклинать, знайте, что меня зовут Таня, и с этого дня я ваша вечная должница.

Хотел сказать – какие пустяки, там почти ничего не было. Но тут вернулся полицейский Альгирдас с большим, как минимум, пятилитровым термосом.

– Спасибо, друг, – сказала Таня и принялась отвинчивать крышку.

Из термоса повалил густой кофейный пар.

Никогда не любил кофе, но тут слюнки потекли.

Думал, они сейчас предложат выпить пару глотков. Решил – не стану отказываться, даже если до утра потом не усну.

Однако не предложили. И сами не стали пить. Вместо этого Альгирдас снова подхватил теперь уже открытый термос и приговаривая: «Видите, мы своих ребят на морозе без горячего не оставляем», – принялся поливать кофе черный каучуковый бок Альбертаса.

– Здесь мед у всех отличный, – тараторит Бета. – Но поскольку у тебя ограниченная грузоподъемность, плюнем на все, кроме белого рапсового. Я уж на что к сладкому равнодушна, но от этого меда меня за уши не оттянешь. И такая чудная бабулька его продает, в шляпке и ажурных митенках, не то принцесса в изгнании, не то добрая фея на пенсии; обычно вооон там сидит, идем, посмотрим.

Лена покорно кивает – пусть будет фея, как скажешь.

Ей вовсе не хочется покупать мед. В том числе рапсовый. Рапс – это же вроде бы сорняк, типа сурепки, думает она. Или нет? Ай, какая разница.

Сейчас – точно никакой. Потому что у Лены – туфли. Даже не так – ТУФЛИ! Новые, на каблуках. Надевать их, выходя из дома на весь день, было большой ошибкой, это она уже давно поняла. Но виду не подает. Бета еще с утра ворчала – какая может быть прогулка на таких каблучищах? И совала какие-то свои разношенные тапки, Лена в таких мусор выносить постеснялась бы.

Признавать, что Бета была совершенно права, совсем не хочется. Старшая сестра – это такое специальное божье наказание. Она всегда оказывается права. Со временем от этого начинаешь уставать. Усталость накапливается, даже когда живешь в другом городе и видишь сестру всего раз в году. Чемодан на перрон поставить не успеешь, а она уже говорит, вместо «здрасьте»: «Надо было брать на колесиках». И ведь не поспоришь. То есть спорить-то можно сколько угодно, но ослепительно красивый новый кожаный чемодан даже до такси тащить тяжело, и страшно подумать, каково будет с ним уезжать, потому что придется переть домой неизбежные подарки, как минимум, вдвое больше, чем привезла с собой. Бета совершенно права, надо было брать старый чемодан на колесиках, и плевать, как он выглядит, лишь бы тяжесть не таскать.

А потом сестра говорит еще что-нибудь чрезвычайно разумное, и еще, и еще, и уже на следующее утро хочется сбежать от нее на край света, хотя весь год скучала, и сама, по своей воле в гости приехала, никто не заставлял.

– Ты чего кислая такая? – обеспокоенно спрашивает Бета. – Устала? Загоняла я тебя? Бедный ты мой ребенок.

Бета очень хорошая сестра. Только невыносимо старшая. Поди пожалуйся такой на чертовы туфли, тут же услышишь: «Ну я же говорииииила», – и жуткие стоптанные тапки снова станут реальной угрозой Лениному ближайшему будущему, и без них вполне безотрадному.

Поэтому Лена неопределенно пожимает плечами.

– Просто я не очень люблю ярмарки, – говорит она. – Хотя эта ваша вполне милая, и народу совсем немного.

– Купим мед, – говорит Бета, – и сразу пойдем пить кофе. Здесь рядом, прямо на проспекте отличное кафе… Ой, смотри!

И останавливается как вкопанная напротив стенда, увешанного картинками с котами. А также котятами, спасибо хоть не в лукошках. И даже без бантиков. Вполне можно было бы пережить, если бы автор дал себе труд закончить хотя бы пару классов детской художественной школы. А то уж больно кривобокие у него коты. Смотреть больно.

– Ты не представляешь, как нам повезло, – говорит Бета.

Рехнулась, не иначе.

– То есть свой единственный шанс поглазеть на картинки с котиками мы каким-то чудом не профукали, – вздыхает Лена. – Жизнь прошла не зря. Будет о чем на смертном одре.

И косится на художника – не обиделся ли? Впрочем, поделом.

Но художник, невысокий мужичок в мешковатом джинсовом комбинезоне, с собранными в хвост пегими волосами, не обращает на них никакого внимания. Сидит, насупившись, на складном стуле, малюет что-то на картонке с неровно обрезанными краями. Надо полагать, очередного кривомордого кота, на радость мировой культуре.

– Да ну тебя! – отмахивается Бета. И шепчет, почти касаясь губами уха: – Впервые его здесь вижу, обычно он в другом месте стоит.

Вот и стоял бы себе там дальше, раздраженно думает Лена. Если бы не его котятки, я бы уже сидела в кафе. Сидела бы. Си-де-ла. Там наверняка можно спрятать ноги под стол и незаметно снять туфли. Туфли, о господи.

Но вслух она говорит:

– Картинки у него, по-моему… ээээ… немножко слишком любительские.

Старательно подбирает выражения. Чтобы не обидеть Бету, если уж с бедняжкой случилось такое ужасное несчастье, и ей вдруг стали нравиться котики, нарисованные левой задней ногой. В лучшем случае правой. Но определенно задней, надо смотреть правде в лицо.

– «Любительские» – еще мягко сказано, – невозмутимо кивает Бета. – Но в данном случае это совершенно неважно. Штука в том, что именно этот художник рисует наших городских котов.

– Ну, я, в общем, и не предполагала, что парижских, – пожимает плечами Лена.

Она начинает сердиться.

– Ты не поняла, – говорит Бета. – Все наши городские коты появились только потому, что он их нарисовал. А не наоборот, как это обычно бывает. Я, конечно, имею в виду уличных котов. С домашними совсем другая история.

…Очередная сказочка, думает Лена. В пять лет я их обожала. Ладно, положим, и в десять обожала. И даже в пятнадцать не отказывалась послушать. Но блин! Сейчас-то мне тридцать два. Я уже такая взрослая тетка, что самой страшно. А ты, моя дорогая сестренка, на семь лет старше. Приличные люди столько вообще не живут. А все туда же. Сказочки. Художнички. А теперь вот котики. Котятки. Помоги тебе бог.

– Очень мило, – кисло говорит она. В надежде, что это прозвучит, как «прекращай молоть чушь». И лицо делает соответствующее, чтобы Бету проняло.

– Я тоже не поверила, когда мне рассказали, – улыбается Бета. – Но потом увидела, что… Не проняло.

Лена вздыхает и говорит: