Операция "Шасть!" - Евгений Журавлев

После долгой-долгой заминки взоры посланцев Бакшиша, диковато рыскающие по стенам да полу, сошлись на Дредде. Где и утвердились. Во-первых, именно его Бакшиш назначил старшим. А во-вторых, «мамелюки» точно знали, что под просторным балахоном (или бурнусом, разве черномазых разберешь?) носит Королевич не только никчемный дикарский амулет, но и вполне цивилизованный (а главное – полезный!) обрез.

Русско-папуасский отпрыск тяжело вздохнул, ощутив требовательные взгляды архаровцев. Особенно настойчиво пялился Тыра. Верный Бакшишев подонок шевелил рукой, словно нащупывая что-то под мышкой, и корчил свирепые гримасы. Ему ужасно хотелось отомстить Попову за вчерашнее поражение.

Королевич опять вздохнул. Ну имелся, имелся у него обрез. Двуствольный. Самого что ни есть внушительного двенадцатого калибра. В одном патроне – волчья картечь, в другом – медвежий жакан. Будто как раз на этих… Медведя Муромского и кудрявого волка с есенинским профилем. Однако… Нешуточное беспокойство внушал Королевичу третий. Тот, что затаился в глубине прихожей, точно росомаха в дупле. А надо признать, росомаха подчас бывает куда опасней сильных, но прямолинейных волков да медведей. Хитростью своей, изворотливостью и (Дредд глянул на поблескивающие, позвякивающие ножницы) длинными кинжальными когтями.

Да ведь и не велел Папаша Бакшиш обострять ситуацию.

Королевич соорудил миролюбивую гримасу.

– Доброе утро, Илья. Друзьям твоим также.

Илюха величаво кивнул. Никитины ножницы приветственно щелкнули.

Попов похлопал грифом по ладони:

– И тебе не хворать.

Дредд оценил амплитуду Алешиных движений, вновь повернулся к Муромскому.

– Что ж ты, Илья, не обучил товарища правильно снаряд держать? – Он кивнул в сторону Лехи. – Больно уж крепко кисть сжимает. Мозоли в два счета заработать можно.

– Дык, земеля! – с открытой улыбкой людоеда ответствовал Алексей, – Понимаешь, в чем загвоздка… Привыкли руки к топорам.

В доказательство он проворно махнул грифом, точно перерубая древесный сук. Или свиную ножку. Или, положим, баранью шею.

Шеи у «мамелюков» непроизвольно вжались в плечи. Дредд растерянно замолк, не понимая, как толковать Лехины слова и действия. Как угрозу? Предостережение? Шутку?

Снова повисла тягостная пауза. И поскольку наши герои прервать ее отнюдь не торопились, вполне вероятно, тянулась бы она ой как долго. Кабы не вмешался персонаж, которому – раз уж имеются у нас и волк, и медведь, и росомаха – подошла бы шкура рыси. Хищника коварного, скрытного, нападающего исключительно сверху. Как снег на голову. Так и здесь случилось.

Неожиданно для всех разверзлись хляби небесные.

Огромная масса горячей воды, почти кипятка, обрушилась на Тыру. Ниоткуда она взялась. Прямо из воздуха. Будто по волшебству. Сопровождал извержение вод разбойничий свист в трубах парового отопления и пушечное хлопанье подъездных дверей.

Тыра пронзительно взвыл, хлопнулся на четвереньки и, нелепо виляя задом, продолжая скулить, махнул вниз по лестнице. За ним тянулся шлейф пара. Страшно загрохотали вослед беглецу, точно вели по ним толстой палкой, кованые лестничные перила.

– К пиву холодец! – восхитился Алеша.

– Фенька, душенька! – констатировал, блаженно прищурившись, Илья.

– Снова ванну набирать… – с философской невозмутимостью подвел итог Никита.

Архаровцы притихли. Счет живой силы теперь выходил и вовсе равный. Атаковать же укрепленные позиции противника боевой устав любой армии разрешает минимум при трехкратном перевесе. Звериный инстинкт любой шпаны, как ни странно, уставу вторит буковка в буковку.

– Слыш, Лех, ты не помнишь, что у нас на второе к завтраку? – справился Муромский, с заинтересованной миной возведя очи к потолку. – Чаек вроде уже был.

Попов за ответом в карман не полез. Да и откуда в сатиновых трусах взяться карманам, скажите на милость?

– Как обычно, Илюха. Каша-размазня. Порридж, выражаясь грубо и по-заморски.

«Мамелюкам» стало еще пуще не по себе. Незнакомое слово, изобилующее рычащими и жужжащими согласными, сулило неведомые опасности. И уж если водопад кипятка эти чудные мужики назвали всего лишь чайком…

– А по-русски и изящно как будет? – с тревогой спросил Дредд, озвучивая немой вопрос соратников.

– Если надо изящно, лучше пусть Никита скажет. Никит, проинформируй народ.

Росомаха на полкорпуса высунулась из дупла. Остро блеснули глаза.

– Порридж – это по-нашему дерьмо, хлопцы. Горяченькое, в консистенции домашнего киселя. Прикажете подавать? – Добрынин начал медленно вздымать вооруженную ножницами руку.

Нервы у архаровцев не выдержали. Опережая собственный отчаянный визг, вприскочку, резвые, как архары, покинули они поле несостоявшегося сражения. Да, пожалуй, и страницы нашей повести.

– А вас, голубчик, я попрошу остаться, – сухо обратился Добрынин к растерянному, растерявшему войско Дредду. – Обрисуй-ка, что привело вашу кодлу в сей ранний час к нашему мирному порогу?

Куда было деваться папуасскому принцу? Рассказал как на исповеди.

Слушали молча.

Когда Дредд закончил, Муромский, не проронив слова, запустил руку ему за пазуху. Вытащил конверт, перебросил Лехе.

– Илья, – сдавленно, однако гордо (королевскую кровь хоть в белом теле держи, хоть в черном – она все одно королевская) сказал Королевич. – Тебе не кажется, что это уже чересчур? Мародерство какое-то.

Илья нахмурился, закусил губу. Того и гляди, передумает, вернет денежки. Ищи их потом, свищи!

На помощь поспешила Фенюшка. Шепнула в ухо Добрынину:

– Никита, братец! Растолкуй хоть ты шпаку шоколадному, чем мародерство отличается от контрибуции.

– Да запросто, сестричка, – сказал Добрынин и немедленно рыкнул: – Отставить упадочные рассуждения!

После чего в два широких шага очутился между Илюхой и Дреддом. Обратил посуровевший лик к папуасскому принцу.

– Разъясняю популярно, для невежд. Мародерство, голубчик агатовый, это когда с неостывшего трупа врага стягивают сапоги, шерстяные носки, кальсоны. Штык-ножом отсекают палец, чтобы снять обручальное кольцо. Им же отпиливают ухо, чтобы снять кольцо-серьгу. Этим же штыком, а то и прикладом выбивают…

Он отработанным движением профессионального работорговца или коннозаводчика оттянул вверх губу Дредда, обнажив крупные, будто у молодого жеребца, зубы. Отпустил, вытер пальцы о балахон.

– …Прикладом выбивают золотые коронки. Ну и прочее в том же духе. Тогда – да, самое оно. Мы, русские офицеры, такое дело решительно осуждаем. С мародерами у нас разговор короткий. Трибунал, расстрел, в безымянную яму. Зато если с того же трупа или, положим, пленного снимают оружие…