Демонтаж народа - Сергей Кара-Мурза

Активно действовало и действует телевидение. Вот мелочь, но типичная. На 9 мая 2003 г. канал REN-TV назначил показ фильм «В тылу врага» (Финляндия, 1999) с такой рекламой: «Драма. Лето 1941 года. В Советской Карелии финские части ведут ожесточенные бои с Красной Армией. Получив приказ освободить захваченные земли, взвод лейтенанта Ээро Перкола отправляется в тяжелый и опасный поход. После того, как отважный лейтенант получил известие, что его невеста, медсестра Каарина, погибла в бою с советскими партизанами, тайная вылазка отчаянных бойцов станет для юного офицера миссией отмщения за любимую».

Разрушение символического образа Великой Отечественной войны продолжается и сегодня, в том числе в государственных СМИ и на государственные деньги. В официальной «Российской газете» в юбилейный 2005 г. можно было прочесть: «Мы за эти годы узнали о войне много нового, шокирующего, развенчивающего миф о тотальном героизме и борьбе за правое дело» (см. [59]). Задача сформулирована четко — развенчать образ этой войны как «миф о борьбе за правое дело». Это и называется психологическая война.

Театр «Современник» к юбилею поставил подлую пьесу «Голая пионерка», которая сопровождалась не менее подлыми комментариями в прессе. Был снят целый ряд фильмов с заведомой ложью о войне («Штрафбат», «Полумгла», «Сволочи»). Ложь разоблачалась и военными специалистами, и непосредственными участниками событий, но эти разоблачения трибуны не получали.

Вот, Президент Академии военных наук генерал армии М.А. Гареев говорит о многосерийном фильме «Штрафбат»: «Такие фильмы, как «Штрафбат» — это своеобразный политический, идеологический заказ. Надо вдолбить в головы современной молодежи, что Победу ковали не маршалы Жуковы и рядовые Матросовы, а уголовники… Один из известных политических деятелей заявил буквально следующее: «Без развенчания этой Победы мы не сможем оправдать все, что произошло в 1991 г. и в последующие годы».

Во множестве писем и выступлений говорилось, что практически все существенные утверждения фильма ложны — это воспринималось «творцами» со смехом. Гареев дает краткий перечень заведомых фальсификаций: «В штрафбате никаких уголовников, равно как и политических заключенных, просто не могло быть. Из уголовников формировали штрафные роты. Командовали штрафными подразделениями только кадровые офицеры. Во всех штрафных подразделениях не было обращений «гражданин», а только «товарищ». Во время войны в любом штрафбате был заместитель командира по политчасти. В фильме его нет. Вместо политработника в «Штрафбате» действует священник. Но в те времена это было просто невозможно не только как не типичный, но и как самый исключительный случай. Да и вообще война с фашистскими захватчиками ушла в фильме на второй план. А на первом — показ ненависти персонажей к советской власти. Все штрафные подразделения составляли не более 1,5% от всей численности действующей армии».

Как человек дисциплинированный, М.А. Гареев просто не решился назвать вещи своими именами: создатели фильма и не заботились об исторической правде, они выполняли заказ противников России в психологической войне. Война эта для нас непривычна, непривычен и образ этих изменников Родины. Они же стреляют нам в спину виртуальными пулями.

Особый подход к деградации символов Отечественной войны — обвинение советского государства, а потом и вообще советских людей того времени, в жестоком отношении к немцам. Публикация в специальных исторических журналах материалов, рисующих истинную картину, практически не могла нейтрализовать эту кампанию, для которой были предоставлены средства массовой информации. Не проникали к нам и документы из Германии, сборники воспоминаний военнопленных, в том числе такого авторитетного человека, как лауреат Нобелевской премии антрополог Конрад Лоренц. Идеологи, которые подняли тему, знали истину, но она для них значения не имела.

сколько оборотную, малоизвестную. Ребят волнуют именно те вопросы, на которые трудно найти однозначные ответы. Например: почему Матросов воевал в штрафном батальоне?» А. Тарасов комментирует: «И. Алхазашвили демонстрирует полное незнание фактов, недопустимое для учителя истории в школе. Ни в каком штрафном батальоне Александр Матросов не состоял. Он был рядовым 56-й гвардейской стрелковой дивизии, а в гвардии штрафбатов не было: власть считала недопустимым совмещать гвардейские части, которые должны были служить примером для всех войск, со штрафниками. Матросов был комсомольцем. Штрафник не мог состоять ни в ВЛКСМ, ни в ВКП(6)» [86]. Но ведь дело тут не в незнании фактов, а в непонимании того, что детям вовсе не надо знать «оборотную правду». Нет такой «правды», ибо Отечественная война — символ, а «оборотная» сторона есть развенчание символа.

Другая тема — доведенное до абсурда преувеличение потерь Красной Армии с целью внушить обществу мысль о порочности советской государственной и хозяйственной системы, влиянии сталинских репрессий и бездарности военного командования. Возможности опровергнуть ложь или поправить ошибку были несравнимо меньше тех сил, которые занимались фальсификацией.

Эту тему подробно освещает Я. Бутаков. Он пишет: «В последнее десятилетие сделалось популярным возводить цифру жертв Великой Отечественной в несообразную степень. Такие попытки предпринимаются со вполне определенными целями: обесценить значение Победы, придать ей черты поражения и национальной трагедии, принизить моральный дух нации. Самое удивительное, что общественное сознание оказывается вполне восприимчиво к подобным мистификациям и охотно им верит. Цифры в 30, 40, 50 миллионов погибших ложатся на подготовленную почву и испытывают весьма слабое сопротивление со стороны историков, а массой людей встречаются просто на «ура»… В годы перестройки тема военных потерь, естественно, стала одной из самых актуальных в «переосмыслении» нашей истории широкими общественными кругами. Но именно идеологический вектор горбачевской «гласности», ориентированный на очернение светлых страниц нашего прошлого, препятствовал оглашению итогов давно уже произведенных подсчетов.

Этими подсчетами в течение многих лет занималась комиссия Министерства обороны СССР. И когда в декабре 1988 года тогдашний министр обороны маршал Д.Т. Язов направил в ЦК КПСС заключение комиссии и проект постановления ЦК по поводу публикации ее работ, стало ясно, что правда о потерях вовсе не нужна партийному руководству. На одном из заседаний Политбюро против публикации подсчетов, произведенных комиссией Министерства обороны, резко выступил не кто иной, как Шеварднадзе. В чем же дело? А в том, что комиссия выявила абсолютно точное число потерь среди военнослужащих» [87].

Эту кампанию мы все можем наблюдать каждый год. Вот, телепередача «Времена» с В.В. Познером, буквально накануне праздника — 3 апреля 2005 г. Приглашен Президент Академии военных наук генерал армии М.А. Гареев, который к тому же в свое время возглавлял комиссию по оценке потерь в ходе войны. В числе приглашенных также писатели. Познер начинает разговор: «Вот поразительное дело, мы до сих пор не знаем точно, сколько погибло наших бойцов, солдат, офицеров в этой войне».

В этом утверждении скрыто обвинение государству, но оно ложно. Официальные, не раз проверенные за годы перестройки данные о потерях личного состава Советских вооруженных сил в ходе Великой Отечественной войны были опубликованы в 1992 г. Они таковы: безвозвратные потери составили 11 млн. 444 тыс. человек, в том числе 6,33 млн. убитых и умерших от ран; 4,56 млн. пропавших без вести и попавших в плен; 0,56 млн. — небоевые потери от болезней и несчастных случаев. Безвозвратные потери Германии и ее союзников на Восточном фронте — 8,65 млн. человек. Таким образом, соотношение по людским потерям 1:1,3 в пользу противника [88]. Эти данные, с небольшими уточнениями, публиковались после 1992 г. (например, в журнале «СОЦИС», 1995, № 6) и публикуются до сих пор.