Поющие в терновнике - Колин Маккалоу

— В смысле крутой нрав? Так выражаются американцы. Ая-то думала, вы изучали язык в каком-нибудь шикарном английском университете.

— Нет, я начал учиться английскому в бельгийском лагереу рядовых томми, это были лондонские кокни, или шотландцы, или сельские жители,у каждого свой жаргон, каждый меня учил на свой лад, и я только его и могпонять. Одно и то же слово каждый выговаривал по-разному. Потом, когда я вернулсяв Германию, я старался ходить на все английские фильмы, покупал все пластинки,сколько мог достать, а достать можно было только записи американских комиков.Но я прокручивал их дома опять и опять, без конца, пока не стал говоритьпо-английски хотя бы так, чтоб можно было учиться дальше.

Джастина, по обыкновению, сбросила туфли; со страхом смотрелХартгейм, как она ступает босиком по каменным плитам, по тротуарам,раскаленным, точно сковорода на огне.

— Наденьте туфли! Настоящий уличный мальчишка!

— Я же австралийка, у нас слишком широкие ступни, туфлинам жмут. А настоящих холодов у нас почти не бывает, вот и ходим, когда толькоможно, босиком. Я могу пройти по выгону, прямо по репьям, и ничего непочувствую, а потом преспокойно вытащу их из подошв, — гордо сказалаДжастина. — Наверно, я и по горячим угольям пройду. — И вдругспросила:

— Вы любили свою жену, Ливень?

— Нет.

— А она вас любила?

— Да. Иначе ей незачем было выходить за меня замуж.

— Бедняжка! Вы ее выжали, как лимон, и бросили.

— И поэтому вы во мне разочаровались?

— Пожалуй, нет. Меня это в вас даже восхищает. Но вашужену мне очень жаль, и сама я определенно не желаю попасть в такой переплет.

— Вы мной восхищаетесь? — в полнейшем изумлениипереспросил Лион.

— А почему бы и нет? Я ведь не жду от вас того, чтонужно было жене, верно? Вы мне нравитесь, мы друзья. А она вас любила, вы былией мужем.

— Должно быть, все честолюбцы неважно обращаются сженами, пег2спеп, — сказал он не без грусти.

— Потому что честолюбец обычно выбирает себе какую-нибудьразмазню, знаю я эту породу: «Да, милый, нет, милый, я все сделала, как тывелел, милый, что прикажешь еще?» Таким, конечно, лихо. Будь я вашей женой, ябы вас послала куда подальше, а она вам наверняка ни разу слова поперек несказала, так?

Губы его дрогнули.

— Да, так. Бедная Аннелиза. Она мученица по природесвоей и не умела так постоять за себя и так очаровательно выражаться. Жаль,что-то не видно австралийских фильмов, а то бы я изучил ваш лексикон. «Да,милый» — это понятно, но что значит «лихо»?

— Ну, плохо, туго, только покрепче. — Сильнымипальцами босых ног она вцепилась изнутри в край бассейна, потеряв равновесие,качнулась назад, но тотчас легко выпрямилась. — Что ж, под конец вы с нейобошлись по-хорошему. Вы от нее избавились. А ей без вас куда лучше, чем свами, хотя она-то, наверно, так не думает. А вот я могу оставить вас при себе,потому что не собираюсь из-за вас расстраиваться.

— У вас и правда крутой нрав, Джастина. А откуда выстолько всего про меня знаете?

— Спрашивала Дэна. Понятно, Дэн есть Дэн, он мне сказалтолько голые факты, остальное я сама сообразила.

— Разумеется, опираясь на собственный неслыханнобогатый опыт. Ну и обманщица же вы! Говорят, вы отличная актриса, но мне что-тоне верится. Как вам удается изображать чувства, которых вы ни разу не испытали?В этом смысле вы совершенно незрелое существо, пятнадцатилетние девчонки — и теумеют больше чувствовать.

Джастина спрыгнула наземь, села на невысокий каменный бортикфонтана, собираясь надеть туфли, сокрушенно пошевелила пальцами ног.

— У меня ноги распухли, черт подери.

Незаметно было, чтобы ее рассердили или обидели последниеслова Лиона, будто она их и не слыхала. Будто, когда на нее обращались чьи-тоупреки или неодобрение, она попросту выключала некое внутреннее слуховоеустройство. А упреков и неодобрения наверняка ей выпадало сверхдостаточно.Чудо, что она не возненавидела Дэна.

— Трудный вопрос вы мне задали, — сказалаона. — Наверно, я все-таки могу что-то такое изобразить, иначе какая же изменя актриса, верно? Но это так… как будто еще только ждешь. Я говорю о своейжизни помимо сцены. Я заморозила себя впрок, не на сцене я не могу себярастрачивать. Мы можем отдавать только то, что в нас есть, не больше, правда? Ана сцене я уже не я, или, может быть, точнее, там сменяют друг друга разные«я». Наверно, в каждом из нас намешано множество всяких «я», согласны? Для менятеатр — это прежде всего разум, а уж потом чувство. Разум раскрепощает иоттачивает чувство. Надо ведь не просто плакать, или кричать, или смеяться, атак, чтобы зрители тебе поверили. Знаете, это чудесно. Мысленно представитьсебя совсем другим человеком, кем-то, кем я стала бы, сложись все по-другому. Вэтом весь секрет. Не превращаться в другую женщину, а вживаться в роль исудьбу, как будто моя героиня и есть я. И тогда она становится мною. —Джастина так увлеклась, что уже не могла усидеть спокойно и вскочила наноги. — Вы только представьте, Ливень! Через двадцать лет я смогу сказать:я была убийцей, и самоубийцей, и помешанной, спасала людей и губила. Ого! Кемтолько тут не станешь!

— И все это будете вы сами. — Хартгейм встал,снова взял ее за руку. — Да, вы совершенно правы, Джастина. Вне сцены всеэто не растратишь. Кому-нибудь другому я сказал бы — все равно растратите, нопри вашем характере — не уверен, что это возможно.

Если бы обитатели Дрохеды об этом задумались, им быпредставилось, что Рим и Лондон не многим дальше Сиднея, а взрослые Дэн иДжастина — все еще дети, которые учатся там в школе. Понятно, на короткие каникулы,как прежде, им приезжать трудно, но раз в году хоть месяц они проводят дома.Приезжают обычно в августе или в сентябре, и с виду они все такие же. Совсемюные. И велика ли важность, если им уже не пятнадцать, не шестнадцать, адвадцать два и двадцать три? Обитатели Дрохеды жили ожиданием этого месяца,начала весны, но уж конечно не повторяли на каждом шагу: «Ну вот, еще тринедели — и они будут здесь», или: «Господи, еще и месяца не прошло, как ониуехали!» Нет, ничего такого не говорилось, но примерно с июля у всехпружинистей становилась походка и лица то и дело расплывались в улыбке. Накухне, на выгонах, в гостиной — всюду заранее обдумывались подарки иразвлечения.

А в промежутках были письма. Обычно в них отражаласьличность автора, но бывали и противоречия. К примеру, можно бы предположить,что Дэн — корреспондент обстоятельный и аккуратный, а Джастина отделываетсябеглыми отписками. Что Фиа вообще писать не станет. Что братья Клири напишут отсилы по два письма в год. Мэгги станет нагружать почту письмами — по крайнеймере к Дэну — каждый день. Миссис Смит, Минни и Кэт ограничатсяпоздравительными открытками на день рожденья и на рождество. А Энн Мюллер будетчасто писать Джастине и не станет переписываться с Дэном.