Игроки с Титана - Филип Киндред Дик

— Там кто–то есть, — тихо произнесла Молли, обращаясь к Нату. Постарайтесь не двигаться и помолчите немного. За нами кто–то наблюдает.

Выбравшись из такси, Нат пересек красную каменную дорогу и вышел к бензоколонке. Он увидел, как внутри ее поднялся какой–то мужчина и направился ему навстречу. Дверь домика отворилась нараспашку. Перед ним стоял сгорбленный человек с несоразмерно большой, деформированной нижней челюстью и огромными зубами; человек этот начал оживленно жестикулировать и что–то сказал.

— Что он там говорит? — испуганно спросил Джим у Ната.

Человек, с виду уже далеко немолодой, продолжал нечленораздельно лепетать «хиг, хиг, хиг». Так, во всяком случае, послышалось Нату. Он как бы пытался сказать им что–то, но это никак ему не удавалось. Однако он не оставлял своих попыток. И Нат в конце концов был вынужден отметить про себя, что звуки, издаваемые им, все–таки складываются в какие–то знакомые слова; он напрягся, чтобы разобрать, что говорит этот человек, приложил даже ладони к ушам и ждал, пока неугомонный старик с огромной челюстью, продолжавший жестикулировать, все–таки выразится достаточно вразумительно.

— Он спрашивает, — сказала Молли, обращаясь к Нату, — привезли ли мы почту?

— В здешних местах, по–видимому, заведено, что проезжающие по этой дороге машины привозят сюда почту, — сказал Джим, а затем, повернувшись к пожилому мужчине с массивной челюстью, добавил. — Извините нас, мы не знали об этом. У нас нет для вас почты.

Кивнув, старик успокоился. Он явно понял сказанное.

— Мы разыскиваем Ричарда Конгросяна, — сказал Нат старику. — Мы едем верной дорогой?

Старик посмотрел на него как–то искоса, лицо его приняло хитрое выражение.

— Овощи у вас есть? — вот что, как будто, сказал он.

— Овощи? — удивленно переспросил Нат.

— Я вполне могу обходиться одними овощами.

Старик подмигнул ему и протянул руку, как бы ожидая чего–то, надеясь что–то получить.

— Извините, — смущенно произнес Нат.

Затем повернулся к Джиму и Молли.

— Овощи. — повторил он. — Я не ослышался? Вам удалось разобрать, что он сказал? Именно это он сказал, верно?

Старик тут же довольно внятно прошамкал:

— Я не могу есть мясо. Подождите.

Он стал рыться в карманах своего пиджака и извлек карточку, грязную и замусоленную, на которой было что–то напечатано, протянул ее Нату. На ней едва ли можно было что–то прочитать. Нат поднес ее к свету, прищурился, пытаясь разобрать напечатанные на ней буквы.

«Покормите меня, и я скажу вас все, что вам хочется услышать.

Благодарю от имени ассоциации «чап–чапычей».

— Я чап–чапыч, — подтвердил старик, неожиданно отобрал у Ната карточку и водворил ее снова в карман пиджака.

— Давайте–ка сматываться отсюда, — тихо сказала Нату Молли.

Раса, вызванная к жизни воздействием радиации, отметил про себя Нат.

Чап–чапычи Северной Калифорнии. Здесь как раз расположен их анклав. Ему вдруг захотелось узнать, сколько их здесь? Десять? Тысяча? И вот такую местность выбрал для себя Ричард Конгросян в качестве места обитания!

Но, возможно, Конгросян был прав. Ведь это тоже люди, несмотря на их уродливую внешность. Они получают почту, выполняют какие–то несложные работы или поручения, а может быть, просто существуют на пособие, выделяемое администрацией округа, если совсем не в состоянии работать. Они никого не беспокоят и во всех отношениях совершенно безвредны. Он теперь даже испытывал некоторое чувство стыда за свою собственную реакцию — эту его первоначальную, совершенно инстинктивную антипатию к чап–чапычам.

— Хотите монету? — спросил он у старика — чап–чапыча и протянул ему платиновые пять долларов.

Кивнув в знак благодарности, чап–чапыч принял монету.

— Спысиба.

— Конгросян живет где–то вдоль этой дороги, верно?

Чап–чапыч показал, в какую сторону ехать.

— Вот и прекрасно, — произнес Джим Планк. — Поехали дальше. Мы на правильном пути.

Он повернулся к Нату и Молли и повторил, на этот раз более настоятельным тоном:

— Поехали дальше.

Они все снова расселись в кабине такси. Нат включил двигатель, и они проехали мимо бензоколонки и старика — чап–чапыча, который стоял, глядя на то, как они отъезжают, с безучастным видом, словно отключенный симулакрон.

— Ну и ну, — выдавила из себя Молли, тяжело отдуваясь. — Конгросян, наверное, совсем рехнулся, как о том уже давно говорят, зарывшись в такой глуши. Я бы ни за что не стала жить в таком болоте. Я уже сожалею о том, что приняла участие в этой поездке. Давайте–ка лучше запишем его в студии, о'кэй? Мне не терпится вернуться.

Такси–автомат продолжало ползти дальше, нырнуло под полог густо переплетенных лиан, а затем перед его пассажирами снова предстали руины какого–то городка.

Ровные ряды гниющих в сырости деревянных домов с поблекшими указателями на стенах и выбитыми окнами. Однако, как оказалось, город не был покинул жителями. То здесь, то там, на тротуарах, через трещины которых пробивалась серная трава, Нату попадались на глаза люди или, вернее, — отметил он про себя — чап–чапычи. Пять или шесть из них, спотыкаясь, медленно и неуклюже брели по каким–то своим делам, если таковые у них еще были. Одному Богу известно, чем можно было здесь заниматься. Ни телефонов, ни почты…

Может быть, подумалось ему, Конгросяну по душе умиротворяющая тишина и спокойствие здешних мест. Здесь было непривычно тихо, единственными звуками было слабое постукивание об асфальт крохотных капелек моросящего дождя, вернее даже, влаги, выпадающей из тумана. Может быть, стоит только привыкнуть к этому и…

Но он тут же четко себе представил, что никогда не смог бы привыкнуть к этому. Слишком уж явно заметен был характерный для этих мест полнейший упадок, отсутствие какого бы то ни было роста или развития. Они, конечно, несчастные создания! — отметил он про себя, вот только руки совсем опускать им никак уж нельзя, они обязаны поддерживать в приличном состоянии свои поселения. То же, что предстало здесь его взгляду, наполнило его унынием.

И, подобно Молли, он уже тоже раскаивался в том, что связался с этой поездкой.

— Я бы очень долго и мучительно думал, — произнес он громко, прежде, чем закопаться в такой дыре. Но стоит в себе ощутить способность на такой поступок, как уже легко можно смириться с самым трудным аспектом жизни.

— В чем же он заключается, этот самый трудный аспект жизни?

— В безраздельном господстве над нами прошлого, — ответил он. — В таких местах прошлое господствует над душами и умами людей всецело, во всех без исключения отношениях. Их общее прошлое — война, которая непосредственно предшествовала этой эпохе, и вызванные ею последствия.