Осторожно, женское фэнтези! - Ирина Шевченко

Ее отец, ожидавший меня в малой приемной на втором этаже, был еще более скуп на слова. Выслушал и бросил коротко:

— Нет.

— Умоляю вас! — если бы я думала, что это поможет, и на колени упала бы. — Это единственное средство против яда василиска.

— Эноре кэллапиа неприкосновенны. Это незыблемый закон.

— Когда речь шла о вашей жизни, доктор Грин не побоялся нарушить незыблемые законы!

— Он не нарушал законов, — парировал посол. — Он нашел способ их обойти. В данном случае обойти закон невозможно.

— Это исключительный случай! — сорвалась я на крик. Сложно держать лицо, когда это лицо в слезах. — Так сделайте исключение!

— Подобное исключение создаст прецедент.

— Но он же умрет!

Идя сюда, зная о непробиваемости эльфов, я все равно отчего-то не сомневалась, что все получится. Лорд Эрентвилль разбил мои иллюзии в прах еще до того, как открыл рот, одним своим видом, но надежда долгие секунды теплилась в душе. Теперь и этот огонек гас.

— Доктор Грин — хороший человек, — сказал посол. — Я скорблю вместе с вами.

— Чтоб вы сдохли, — прошептала я. — Чтоб вы…

— Вам нужно на воздух, — леди Каролайн, достойная дочь своего отца, властно взяла меня под руку и потащила к двери, только вывела не на внутреннюю лестницу, а на открытую галерею, тянувшуюся на уровне второго этажа вдоль боковой стены здания.

Свежий воздух меня не успокоил…

А вот пощечина подействовала.

— Соберись, — процедила сквозь зубы внезапно растерявшая аристократичные повадки девица. — Платье не помешает тебе прыгнуть?

— Куда? — спросила я ошалело.

— Туда, — она кивнула вниз, на домик единорога. — Поговори с ним. Возможно, он придумает, как тебе помочь. Но придется меня ударить. По-настоящему.

— Зачем?

— Твоя магия в этих стенах бессильна. А меня тут слишком хорошо знают, чтобы поверить, что я просто так тебя упустила. Поняла?

— Поняла, — кивнула я, в самом деле начиная что-то понимать.

— Ударишь меня, спрыгнешь. Отобьешься от стража, что бросится к тебе от ворот. Он плохой боец, это будет легко. Помнишь, как открывать дверь? Рычаг вниз. Внутри тоже есть рычаг, справа. Поднимешь, повернешь, и снаружи никто уже не откроет.

— Давно ты меня узнала? — это не имело значения, особенно сейчас, но я не могла не спросить, потому что сама узнала ее только теперь, по шипящему шепоту и ставшей хищной ухмылке.

— Давно. Ты двигаешься одинаково и в жизни, и на ринге. И ведешь себя одинаково — всегда и во всем сомневаешься. А в последний вечер Волк назвал тебя по имени. Но, думаю, ты все же не так проста.

Видимо, это был комплимент. Странный от дочери эльфийского посла и в чем-то лестный из уст Дикой Кошки.

— Пора, — шепнула она, когда мы дошли до середины галереи. — Только не вздумай обидеть его.

— Не обижу, — пообещала я.

Сделала шаг в сторону и без предупреждения, по-настоящему, как она и просила, ударила Каролайн кулаком под дых, оттолкнула от себя и, подобрав юбки, забралась на широкие перила. Примерилась к высоте и спрыгнула на поросший молоденькой травкой газон. Недавно травмированная голень и сбитое колено напомнили о себе, но боль не могла меня остановить. Что до кинувшегося за мной стража, то Кара-Кошка сильно его переоценила: он меня даже не догнал.

Первый рычаг вниз. Второй — вверх и повернуть.

Ну здравствуй, диво дивное. Я к тебе.

Теплое дыхание высушило слезы. Губы в мелких ворсинках коснулись лба. Но сегодня его близость не уняла дрожи в руках и не прогнала тревогу из сердца. Я обняла гибкую шею и расплакалась. Не для того, чтобы разжалобить, а потому что поняла вдруг, насколько глупо было прийти сюда.

— Дура, — прошептала обреченно.

Стук в дверь, гомон под окнами…

Я улыбнулась через силу и поцеловала свое чудо между раздувающихся ноздрей.

— Кара передает привет.

Она хорошая. Только ума у нее не больше моего. Добраться сюда было несложно. А выбраться?

— Они ведь меня не выпустят, если я возьму твою кровь? А если не возьму, зачем мне выходить?

Останусь тут. Буду спать на сене, любоваться своим белогривым дивом и слушать ругань эльфов под окнами. А когда надоест, заберусь на ящик в углу, закрою глаза и уйду в подпространство. Найду дверь в мир, где лето пахнет яблочным пирогом, и останусь там, забыв уже о двух своих не сложившихся жизнях…

Боже, за что?

Если я не заслуживаю счастья, зачем лишать меня его так, вместе с дорогими людьми? Хочешь причинить мне боль — оставь их жить, сделай счастливыми. Без меня счастливыми, чтобы я смотрела со стороны и мучилась, чувствуя свою ненужность. Это ведь больно. Все говорят, что больно, хоть самой мне не довелось испытать подобного. Так, может, теперь?

Что же ты молчишь, боже?

Или не слышишь снова? Потому что я не верю, да?

А я не знаю, как в тебя верить. И как верить тебе. Ты обещал, что будешь рядом! Обещал чудо, когда оно понадобится. И что? Единственное тут чудо глядит на меня печально и молчит…

В домик перестали ломиться. На несколько секунд стало тихо, а затем в дверь громко и как-то неожиданно вежливо постучали: тук-тук.

Так и хотелось ответить: «Кто там?» Но вряд ли это почтальон, принесший заметку про нашу девочку, в очередной раз оказавшуюся идиоткой. В последний раз — только это и утешает.

— Элизабет! — донеслось до меня. — Элизабет, вы меня слышите?

Я вас прекрасно слышу, милорд. Быстро вы добрались.

— Отзовитесь, пожалуйста!

Говорить хотелось, но я ответила — прошла к внешней двери и стукнула по ней кулаком.

— Элизабет, умоляю, — голос стал тише, но и тревожнее. — Выходите. Уверен, что вы не причинили вреда эноре кэллапиа. А если так, лорд Эрентвилль не станет выдвигать обвинений…

О! Так все официально и цивилизованно. Обвинения, после — видимо, суд. А я уж думала, что меня просто встретят на выходе эльфийские сабельщики и изрубят в капусту. Или из арбалетов расстреляют — зачем-то же они держат в посольстве арбалеты?

— Пожалуйста, — ректор перешел на шепот. — Не делайте ничего, что… иначе они не выпустят вас живой. Я не смогу защитить вас…

Так все-таки не выпустят? И суда не будет? Запуталась я в этих эльфийских законах.

— Элизабет, я… не хотел говорить так, но в этом нет смысла. Уже поздно…

Нет.

Не может быть.

Я открыла рот, но не смогла издать ни звука. Не смогла сказать ему, что он, наверное, ошибается и ничего еще не поздно…