Под прикрытием - Сергей Николаевич Зеленин

всей советской страны. Предлагаю ходатайствовать перед товарищем Луначарским — о создании в нашем городе школ фабрично-заводского ученичества.

В отличии от «потерянного» на крутом повороте истории царизма, воспроизводством «гегемона» на государственном уровне — большевики озаботились с самых первых же лет своего правления. Массовой формой подготовки рабочих в 1921–25 годах стали школы фабрично-заводского ученичества. Школы «ФЗУ» возникли как форма реорганизации ремесленного ученичества при предприятиях, поэтому ко мне был один вопрос:

— Так ведь у нас ни одного действующего завода нет? Не одобрят товарищи в Москве…

— Ничего страшного, — отвечаю, — в этом году начнём с педагогического училища — готовящего преподавателей для начальных школ, а там и заводы подоспеют.

На всю «Первую пятилетку» же, запланировано создание индустриально-технического, сельскохозяйственного, медицинского, экономического, юридического и, даже — художественного училища. Кроме этого предусматривается создание краткосрочных курсов, готовящих средне-технический персонал: мастеров, бригадиров, механиков.

Приниматься в школы ФЗУ должны подростки 12–15 лет с образованием примерно в объеме школы I ступени — не только из самого Ульяновка, но из всего Ардатовского уезда и даже Нижегородской губернии. Учебные планы включали общетехнические предметы — общая технология, черчение, машиноведение, механика, материаловедение, организация производства, специальные — спецтехнологии, спецкурсы и общеобразовательные дисциплины. Сроки обучения три года…

В 1922 школы ФЗУ были включены в систему народного образования РСФСР как разновидность общеобразовательной школы, дающая одновременно профессиональную подготовку и позволяющая продолжать обучение в школах II ступени, техникумах или на рабфаках. На просвещении и образовании у нас числился Наркомпрос товарищ Луначарский: вот к нему с соответствующими проектом и был направлен товарищ Конофальский.

Главный довод: город носящий такое имя — не может не быть кузницей подготовки кадров пролетариата!

Пробивать все эти проекты в этот раз, вместе с товарищем Конофальским — как с уже бывалым человеком по беготне по кремлёвским кабинетам да коридорам, поедет лично товарищ Кац. Хотел было вместе с ними отправить и Фрола Изотопича, но тот не захотел оставлять «лавку» без хозяйского присмотру:

— А ты знаешь, товарищ Свешников, сколько ко мне всяких «входящих и исходящих» бумаг приходит? До тридцати тысяч в год! Без малого в три раза больше чем при царе в волостное управление.

Сочувственно ему киваю и тяжело вздыхаю:

— Такая же беда! Ко мне на полустанок — как бы не в десять раз больше, чем даже ещё полгода назад.

Действительно, бюрократизм в СССР развивался просто лавинообразно и, все идущие одна за другой шумные компании борьбы с ним — напоминали попытки гоголевской вдовы высечь саму себя.

Даже Ленин, придя в себя после первого удара, ужаснулся «чудовищному бюрократизму». Вопросы о монополии внешней торговли, о результативности НЭПа, о принципах создания союзного государства и прочее, отошли для него на второй план и превратились лишь в повод для последней схватки вождя с созданным им же Левиафаном, олицетворенным в Сталине и его аппарате государственного бюрократизма. Всемогущее и несокрушимое «зло» — абсолютное в своей власти над обществом в целом и каждой личностью в отдельности государство, стало реальным воплощением — материализацией ленинских же, революционных идей.

Ленин всматривался в созданного им монстра и не хотел узнавать себя в его бюрократических чертах. Бесконечное недовольное его брюзжание между двумя ударами по адресу «бюрократизма», видимо прикрывали растерянность в отношении всей системы в целом. Получившееся типичное «хотели как лучше, а получилось как всегда» заставило Ильича как-то бросить в сердцах: «Не нам принадлежит этот аппарат, а мы принадлежим ему!».

В случае же с Фролом Изотоповичем, дело вовсе не в его предельной занятости… Его заместители прекрасно справляются — точнее отписываются от бумажной лавины. А если не будут справляться — он их заменит на других, или ещё примет ещё кого в и без того неприлично распухший штат волисполкома.

Тут дело в особенностях менталитета: товарищ Анисимов, он — как петух в курятнике… Выгнал других петухов-конкурентов, забрался на насест и теперь лишь «кур топчет», да зорко по сторонам зыркает — чтоб, не прозевать претендента на это место… Ну и кукарекает изредка, чтоб про него не забывали. Должность и такое положение вещей его вполне устраивает.

Другое дело Абрам Израилевич…

Этот будет лезть всё выше и выше — пока не оступится, не упадёт и не свернёт себе шею. Ну, или его сбросят — а «лебединую» шею помогут свернуть, для верности. Но, сам не остановится!

Товарищ Кац где-то накосячил меж своими, как мне кажется… Возможно свинины или ещё чего некошерного поел — истины, мне скорее всего никогда не узнать.

Да, оно мне и не надо!

Главное, он из своей кожаной куртки готов выпрыгнуть — чтоб реабилитироваться, только не знает как. Я ему подкинул идейку и, он вцепился в неё всеми своими четырьмя конечностями.

Всей комячейкой опять писали письма во все инстанции, главной из которых теперь считался НКВД-ГПУ СССР и его глава товарищ Дзержинский Феликс Эдмундович. В письмах были все приводящиеся выше соображения и аргументы, экономические расчёты, графики, списки… Ну и, весьма блестящие и заманчивые для Советской республики и дела всей мировой революции перспективы — куда в это время, без этой пропагандисткой трескотни!

Кроме того, я написал инструкции для всей делегации — особенно подробные конечно же, для её главы. Предвидя некоторые вопросы, которые могут возникнуть у вышестоящих товарищей к товарищу Кацу, я составил целый опросник с готовыми вопросами-ответами и вдоволь порепетировал их с ним в присутствии Певницкого Аристарха Христофоровича.

— Главное, товарищ Кац, отвечать уверено и безапелляционно.

И, главный волостной мент отнёсся к делу серьёзно и ответственно — как начинающий актёр к репетициям на первую свою главную роль в спектакле, обещающим стать хитом сезона. Наш режиссёр даже спросил его по окончанию:

— Роль Духа отца Гамлета не желаете сыграть как-нибудь, Абрам Израилевич?…А, жаль! Голос у Вас вполне подходящий.

Борис Александрович, исходя из своего прошлогоднего опыта поездки в Первопрестольную, делая большие глаза, требовал сопровождения — побольше да поздоровее:

— Вы просто не представляете себе, товарищи, сколько в Москве развелось хулиганов! Прилично одетого человека, выглядящего хоть мал-мальски интеллигентно, толкают и оскорбляют на каждом шагу.

Действительно, в двадцатые годы была просто эпидемия «пролетарского хулиганства»… Распустила Советская власть всякую «классово близкую» шпану!

Он снизил голос до шёпота:

— А то и оплевать или избить могут… За что, спрашивается, мы с Самодержавием боролись? Чтоб нам — борцам, в морды плевали?!.

Это ещё что! Когда, он только-только вернулся прошлой осени, расплакаться был готов — то того