Столетняя война - Жан Фавье

Какое-то время бургундцы отступали. Они ждали подкрепления, о чем Жанна не знала. Она позволила своим силам удалиться от города: во время вылазки осаждающих оттеснили, и никто не подумал охранять пути отхода. Внезапно на Жанну и ее людей напали с тыла. Началось беспорядочное бегство. Жанна, пытаясь не допустить распространения паники, бросилась в арьергард своего бегущего отряда. Вскоре она вместе с четырьмя-пятью спутниками была окружена массой бургундцев. К ней проскользнул пикардийский лучник, дернул за седло, и всадница упала. Жанну схватили. Пьер д'Арк, ее брат, и верный Жан д'Олон попали в плен вместе с ней.

Флави не принял никакого участия в деле. Он не сделал ничего, чтобы освободить девушку, которая взялась за мужское ремесло.

Лучник принадлежал к отряду Вандоннского бастарда, а тот служил Жану де Люксембургу. Несмотря на громкое имя, последний был небогатым сеньором и не мог сам вести переговоры о такой добыче. Он поспешил продать свое достояние более сильному. Кстати, обычай признавал за сувереном право первым купить любого ценного пленника — стоящего десять тысяч франков или больше, — и в первые же часы после пленения прибыл епископ Пьер Кошон с предложениями от имени регента Бедфорда. Жан де Люксембург продержал у себя Жанну несколько дней, потом счел, что она ему в тягость: разве она не пыталась бежать из замка Боревуар-ан-Камбрези? Веревка лопнула, и Деву, раненую и без сознания, нашли во рву. Если бы она умерла, за нее бы не дали ничего. Люксембург решил, что со сделкой надо поторопиться.

Проданная за десять тысяч турских ливров, Жанна оказалась пленницей англичан. Карл VII даже не попытался начать переговоры. Правда, военное право предоставляло победителю возможность предложить выбор между пленом и выкупом. Англичане, равно как и Жан де Люксембург, ничуть не были обязаны предоставлять Жанне шанс быть выкупленной. Но очень похоже, что по-настоящему никто и не пытался выкупить Деву, пока было еще не поздно — пока она была военнопленной, солдатом, которого победили, но которого можно было в установленном порядке выкупить или обменять. Англичане постараются перевести ее в другую категорию — обвиняемых.

Кроме нескольких верных сторонников, после пленения Жанны д'Арк все вздохнули с облегчением. Тем же вечером Филипп Добрый отправил первых гонцов, чтобы донести весть до подвластных ему добрых городов. Для англичан и бургундцев это было не только победой и исчезновением угрозы, это было опровержением божественной миссии Жанны. Бог с ней не был. Если бы Он был с ней, оказалось бы, что они против Бога. Солдаты с радостью узнали, что в дни сражений больше не встретят ее на своем пути. Политики — прежде всего клирики и доктора университета — больше не должны были считаться с ней, когда их вдруг охватывали угрызения совести. Филипп Добрый хотел увидеть ее собственными глазами, в заточении.

Для Карла VII и его окружения облегчение было не меньшим. Падение Жанны было концом царствования крайних радикалов. Теперь можно было попробовать заключить прочный мир. Конечно, Орлеан, Пате и Реймс еще не забыли. Но после первых побед Жанна добилась не большего, чем другие. Умеренные, наблюдая за политикой Девы, отчетливо сознавали, что ее политика чревата не чем иным, как перманентной войной.

У архиепископа Реймсского Реньо Шартрского в прошлом году идея идти в коронационный город вызвала мало энтузиазма. Он счел нужным поставить окончательную точку в легенде о Жанне, предложив прихожанам свою версию событий:

Она не желала доверять Совету, а делала все своевольно.

В ее несчастье виновата только она сама. Доля истины в этой точке зрения была. Но прежде всего в ней точно отражались придворные толки. Кстати, уже нашли кое-кого получше — пастуха из Жеводана по имени Гильом, который делал предсказания и возглавил отряд. Англичане схватили его и утопили в Сене без суда, сочтя последнее излишней честью. Архиепископ-канцлер придал этому большое значение:

Он говорил не более и не менее того, что сделала Жанна Дева.

Очевидно, архиепископ совсем забыл об освобождении Орлеана и коронации французского короля. Был ли Реньо Шартрский изменником? Конечно, нет. Это был ограниченный клирик, считавший себя искушенным политиком.

Вспомнил ли как-либо Карл VII о той, которой он был обязан именем «настоящего короля»? Утверждения венецианца, через несколько месяцев рассказывавшего о гневе короля и его желании отомстить, не находят никаких подтверждений. Жанна осталась в прошлом. Жанна была забыта. Карл VII привык, что его фавориты сменяют один другого. Помнил ли он еще, чем обязан Ришмону? О Жанне больше не говорили — ни король, ни другие. Он не скажет о ней ни слова даже через четверть века, в период реабилитации.

Тем не менее исчезновение Жанны д'Арк не вызвало резкого изменения политической и военной ситуации. Могущество ланкастерской державы на местах продолжало рушиться под ударами сторонников Карла VII, часто неорганизованных, которым все больше помогало население. Мен отныне был свободен от англичан, отступивших в Нормандию и в Шампань. В Париже, в Руане, в Кане, в Шербуре множились заговоры.

Нормандия роптала. От Штатов, созванных в Руане в августе 1430 г., Бедфорд потребовал исключительного эда в размере 120 тысяч турских ливров. Эту сумму предполагалось использовать так:

Десять тысяч турских ливров на оплату покупки Жанны Девы, о которой говорят, что она ведьма, — военной особы, водившей войска дофина,

десять тысяч турских ливров на осаду Лувье либо на осаду Бонмулена, если Лувье удастся освободить без осады,

и оставшееся на выплату жалованья капитанам и наемникам означенного герцогства Нормандского и завоеванных стран.

Податные обычно расплачивались за поражения — платили выкуп за побежденного короля, за захваченный город или за город, для которого возникла угроза захвата. Им не понравилось, что от них требуют платить за побежденную неприятельницу. Люди, которых меньше всего можно было заподозрить в сочувствии к Карлу VII, нашли, что в совете Бедфорда над ними издеваются.

Филипп Добрый извлекал из союза с Англией меньше преимуществ, чем англичане из союза с бургундцами. Зато он очень хорошо видел, что принес ему переход на сторону англичан, — восстание в Касселе, мятеж князя-епископа Льежского Иоанна Гейнсберга и враждебность со стороны герцога Фридриха Австрийского, будущего императора Фридриха III. Франко-австрийский договор от 22 июля 1430 г. не имел иной цели, кроме как пресечь возможность нападения бургундцев на обе договаривающиеся стороны. И в льежском движении — уже — замечали руку французского короля. Попытка бургундцев принца Оранского захватить Дофине в июне 1430 г. закончилась полным крахом при Антоне, где губернатор Рауль де Гокур — бывший защитник Орлеана — и рутьер Родриго де Вильяндрандо зажали их на лесной дороге, как в садке для птиц, и нанесли такое поражение, что рутьеры Вильяндрандо четыре года могли позволить себе роскошь безнаказанно грабить Шароле и Маконне.

Бедфорд наконец пришел к мысли, до которой ему лучше было бы додуматься четырьмя годами раньше, — миропомазать Генриха VI в короли Франции. В прошлом году молодой король принял корону Эдуарда Исповедника; ему недоставало короны Людовика Святого. Нужно еще было организовать настоящую экспедицию и, главное, признать непоправимое: дорога в Реймс закрыта. Парижские эшевены сообщили в Лондон, что в Париже порядок гарантируется. Королевский совет переоценил политический эффект миропомазания, в отношении которого, впрочем, было очевидно, что его воспримут как неполноценное: вне города святого Ремигия, без скляницы со святым миром, — короче, как миропомазание, какого не пожелал Карл VII. Валуа в свое время предпочел выжидать, чем согласиться на плохое миропомазание. Ланкастер выждал, и миропомазание его было плохим.