Будет только хуже - Виктор Климов

такое, для меня это тоже удар. Да для всех твоих друзей, если честно. Я серьёзно, Влад, без тени иронии. Мы все переживаем эти события близко к сердцу. Но…

— Что «но»?! — напрягся Влад.

— Твои провалы памяти… с ними надо что-то делать. Я знаю, ты сильный мужик и сможешь справиться, просто… может, стоит всё-таки обратиться к психологу? В церковь ты не ходишь, не исповедуешься, это понятно, но, может, таблетки тебе какие выпишут?

— Да о чём ты таком говоришь?! — Влад сделал шаг вперёд, нависая над Дмитрием.

И только сейчас Влад понял, что не так в квартире. Нигде не было ни одной фотографии его жены. Ни тех, где она была одна, ни тех, где они были вместе. Да и его фотографий не было.

Это Аля любила развешивать фото с их совместных поездок. Вот здесь висело фото из Египта. Здесь из Черногории, а здесь из Чехии. А здесь… здесь должна была быть большая фотография с их поездки на Адриатическое море, в которую им каким-то чудом удалось выбраться, учитывая ситуацию с полузакрытыми границами из-за пандемии.

Да, тогда они плавали на арендованной яхте вдоль побережья. Грохнули уйму денег, как помнил Влад… Только он помнил эту поездку как-то не так как другие их путешествия. Как будто это было не с ним и одновременно с ним.

Господи, так вот о чём говорил Плетнёв! Странное чувство, ничего не скажешь — помнить другую реальность, которая в твоём мозгу сохранилась как отблеск событий, в которых ты принимал участие, словно в забытье. Вроде и с тобой было и в то же время без тебя.

Это же куда его выбросило? Сколько времени прошло с тех пор, как они увидели ядерные взрывы в окне поезда?

Да, тогда они плавали на яхте. Было солнечно. Пахло морем и, проснувшись, она позвала его на палубу, чтобы сделать сюрприз. Открыть какой-то секрет. Что за секрет это был? Что за сюрприз?

Боже, голова начинала трещать, как расколотый арбуз, и он невольно схватился за висок, чем вызвал обеспокоенность у Димы.

— Ну, вот опять! У тебя анальгин есть? — занервничал он.

Что Аля ему сказала? Что она сказала той версии Влада, который плавал вместе с ней на яхте? Надо вспомнить! Сюрприз. Она была рада. И он тоже обрадовался.

Да! Он вспомнил! Аля сообщила ему, что ждёт ребёнка! Ре-бён-ка!

Эйфория от радости накрыла его волной.

Но было что-то ещё, из-за чего радость быстро убегала, словно море во время сильного отлива, обнажая каменистое и острое морское дно.

И тут он вспомнил, почему сидел в парке на скамье. Вспомнил, о чём думал, тупо уставившись на прыгающих рядом птиц, выпрашивающих хлебные крошки.

И снова стало плохо, очень плохо. Всё внутри будто оборвалось, а сердце стало биться невпопад.

***

Снова парк. Снова скамья. Похоже, что та же самая. Неважно. Уже всё неважно.

Над птицами нависла чья-то тень. Кто-то встал рядом, а потом и сел на скамью.

Какого чёрта? Говорить ни с кем не хотелось, и Влад понял, что если незнакомец сейчас задаст какой-нибудь глупый вопрос, да хоть бы просто спросит время, он врежет ему по морде.

Но человек молчал. Но и сидел он не на таком расстоянии, чтобы можно было сказать, что он просто решил отдохнуть, проходя мимо и не найдя другого свободного места, тем более, напротив стояла совершенно пустая скамья.

— Знаешь, помнить свою смерть — не самое приятное ощущение, — произнёс, незнакомец. — Это как помнить, что когда ты попал в автокатастрофу, и тебе переломало все кости… только ещё хуже.

Влад не отвечал. Его взгляд безвольно с равнодушием наблюдал за голубями, которые ходили по тротуару перед ним. Очевидно, что они ожидали очередную подачку от него и вообще хоть от кого-нибудь, но Владу было всё равно на потребности пернатых. И кто ты вообще такой, что решил заговорить со мной?

— Это как кошмар, который всё время с тобой, и который никак не хочет, чтобы его забыли. Всё равно, что помнить, что произошло вчера, но чего никогда в реальности не было. Ужас небытия, точки, за которой для тебя ничего нет. Иногда мне кажется, что я схожу с ума, так как события того мира всё время возвращаются ко мне во снах и вообще всегда, как только мне покажется, что я о нём забываю. По-моему, человеческий мозг не в силах уместить в два раза больше воспоминаний, чем это предусмотрено природой.

— Ты кто? — наконец, выдавил из себя Влад.

— Извини, не представился. Меня зовут Глеб. Мы с тобой не знакомы, но ты знал моего командира, Алексея Плетнёва.

Будто током ударило. Влад решился взглянуть на собеседника.

— Что ты хочешь мне сказать? — произнёс Влад. — Что тебе было плохо, и что плохо сейчас? Знаешь, не удивил.

Глеб грустно улыбнулся.

— Да, наверное, это походило на то, как будто я жалуюсь на свою участь. Я, скажем так, всегда отличался характером от остальных ребят, еще с училища. Но нет, я не жалуюсь. Вообще, должен был прийти Павел, но он не смог по объективным причинам.

И что? Что это изменит? Какая разница, кто пришёл: Глеб, Александр, Павел или сам Николай Второй! К чёрту вас всех!

— Алексей тебе рассказывал, как мы очнулись в поезде? — продолжал новый знакомый. — В том, в котором ехал и ты тоже.

Влад не был настроен вести задушевные разговоры. Ему сейчас реально было не до того.

— Он много чего говорил, — ответил он, сжимая кулак. — И о многом умолчал.

— Это верно. Служба обязывала его молчать, — согласился собеседник. — Таковы правила, тут ничего не поделаешь.

— Так что тебе надо?

Глеб наклонился вперёд, поставив руки на колени. Голуби, напуганные неожиданным движением, вспорхнули, но тут же вернулись обратно.

— Боюсь, он не рассказал тебе главного. Того, как мы… охр@нели… когда увидели его живым.

— Что? — с сомнением спросил Влад.

Собеседник, сидевший рядом на скамейке, подумал и ответил:

— Он был мёртв. Он погиб, понимаешь. Я погиб в той, а он — в этой. Мы попали в засаду, отбились, но командира убили. Разорвало гранатой, которую он накрыл собой.

Влад уставился на незнакомца немигающим взглядом.

— А тут мы вдруг видим его живым и невредимым, — продолжал Глеб. — Целиком, чтоб его!

— Я не понимаю.

— Мы тоже не понимали. Пока он не привёл нас в чувство, пока не объяснил нам, насколько мог, что происходит. Пока мы ему не рассказали, почему так таращимся на него. Ведь, он не знал, что мёртв. Не здесь, а в