Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди

– Стало быть, государь, мой проект тебе не по душе? – спросил разочарованный архитектор.

– Да не то чтобы не по душе…

Царь поманил его к себе и, выйдя на улицу, пошел к морскому берегу. Стоял прекрасный летний вечер, и в неподвижной воде залива отражался серп луны.

Александр снял плащ и расстелил на земле:

– Я хочу, чтобы ты спроектировал город в форме македонского плаща, вот так, вокруг залива, что перед нами.

– Прямо здесь? – спросил Дейнократ.

– Прямо здесь, – ответил царь. – Начни завтра, с первыми лучами солнца. Я должен отправиться в путь, а когда вернусь, хочу увидеть, как возводятся дома, мостятся дороги, строятся пирсы порта.

– Я сделаю все возможное, государь. Но кто мне даст денег?

– Тебе их даст Евмен, мой секретарь. – Александр повернулся и направился обратно в шатер, оставив чудаковатого архитектора с его львиной шкурой и палицей среди пустынной равнины. – И чтобы это была хорошая работа! – предупредил царь.

– И последнее, государь! – крикнул Дейнократ, прежде чем Александр вернулся на пир со своими друзьями. – Как должен называться этот город?

– Александрия. Он должен называться Александрия и стать самым прекрасным городом в мире.

Работы начались очень скоро, и Дейнократ, сняв львиную шкуру и надев приличную одежду, полностью продемонстрировал свою компетентность, хотя у других архитекторов, давно следовавших за экспедицией, вызывал ревность тот факт, что царь дал подобное поручение какому-то незнакомцу. Но Александр часто полагался на интуицию и редко ошибался.

Лишь один эпизод бросил некоторую тень на это предприятие. Дейнократ разметил план города, потом разложил инструменты, чтобы перенести план на местность, и начал мелом наносить периметр, главные улицы, рыночную площадь и храмы. Однако в какой-то момент мел закончился, и, не в состоянии закончить работу, архитектор обратился в войсковое интендантство, где взял несколько мешков муки, с помощью которой и довел дело до конца. Потом он пригласил царя, чтобы тот получил хотя бы первое представление о том, какова будет Александрия. Пока царь вместе со своим предсказателем Аристандром шел туда, налетела тьма-тьмущая птиц и начала клевать муку, уничтожив часть разметки.

Ясновидец уловил во взгляде Александра некоторое смятение, словно в этом эпизоде тот увидел дурное знамение, и успокоил его:

– Не волнуйся, государь: это прекрасное предзнаменование. Оно означает, что город будет богатым и процветающим и со всего света сюда будут приезжать люди в поисках работы и пропитания.

От такого толкования Дейнократ приободрился и взялся за работу с большой энергией, тем более что к тому времени подвезли наконец мел.

В ту ночь Александру приснился прекрасный сон. Он увидел, что город уже построен: повсюду стоят дома и дворцы с чудесными садами, защищенный длинным островом залив кишит стоящими на якоре судами, с которых разгружают всевозможные товары из всех стран изведанного мира. Он увидел протянувшийся до острова мол и башню на нем, гигантский маяк, посылающий в темноте свет приближающимся кораблям. Но тут ему послышался собственный голос, спрашивающий: «Увижу ли я когда-нибудь все это? Когда я вернусь в мой город?»

На следующий день он рассказал свой сон Аристандру и повторил этот вопрос:

– Когда я вернусь в мой город?

Аристандр отвернулся, потому что сердце его забилось в печальном предчувствии, но потом обернулся и безмятежно ответил:

– Вернешься, государь, клянусь. Не могу сказать когда, но вернешься…

Глава 59

Они возобновили свой путь на запад. Справа было море, слева расстилалась бескрайняя пустыня. После пяти привалов войско дошло до Паретония – передового поста, куда стекались местные жители-египтяне и приезжающие из Кирены греки для встреч с кочевыми племенами с материка – насамонами и гарамантами.

Племена разделили между собой побережье, и когда терпел крушение какой-нибудь корабль, он подвергался разграблению со стороны того племени, на чьей территории его выбросило на берег. Потерпевших кораблекрушение продавали в рабство на Паретонийском рынке. Рассказывали, будто два века назад насамоны пересекли великое песчаное море, размеров которого никто не знал, и, оказавшись на другой его стороне, подошли к огромному озеру, населенному крокодилами и гиппопотамами, где по берегам росли всевозможные деревья, плодоносящие круглый год. Говорили также, что в этих местах находится пещера Протея, многоликого бога, живущего в обществе тюленей и умеющего предсказывать будущее.

Александр оставил часть войска в Паретонии под командованием Пармениона. Его опеке он поручил и Барсину. Накануне вечером царь навестил ее и на прощанье подарил золотое ожерелье с эмалями, некогда принадлежавшее царице Нила.

– Нет на свете сокровища, достойного украшать твою красоту, – сказал Александр, надевая ей на шею чудесное ожерелье. – Нет блеска, способного сравниться со светом твоих очей, нет эмали, равной по великолепию твоей улыбке. Я отдал бы любое богатство, чтобы целовать твои губы, чтобы ласкать твое лоно и грудь.

– Улыбка – это дар, которого Ахурамазда с некоторых пор лишил меня, Александр, – ответила Барсина, – но теперь, когда ты уходишь, чтобы испытать долгий, полный опасностей путь, я чувствую, что все время, пока тебя нет, я буду тревожиться и улыбнусь, лишь когда увижу тебя снова. – И, коснувшись его губ поцелуем, добавила: – Возвращайся ко мне, Александр.

Войско продолжило поход в сокращенном составе, а Александр в сопровождении товарищей углубился в пустыню. Сделав достаточный запас воды и провизии, он на сотнях верблюдов направился к святилищу Зевса-Амона.

Все отговаривали царя от подобного путешествия среди лета, поскольку жара была нестерпимой, но он уже не сомневался, что сможет преодолеть любое препятствие, залечить любую рану, бросить вызов любой опасности, – и хотел, чтобы его солдаты также знали это. Однако после первых двух привалов почва нагрелась невыносимо, а потребление воды людьми и животными все возрастало.

На третий день налетела песчаная буря, ставшая суровым испытанием для людей и животных; к тому же она совершенно замела все тропы. Когда после долгих часов страшных мучений мгла рассеялась, вокруг путников была лишь бескрайняя волнистая пустыня без каких-либо признаков дороги или обозначающих ее стел. Пески становились все более жгучими, и обувь уже не могла уберечь ноги от ожогов. Приходилось по колено обматывать их хитонами и плащами.

На четвертый день многие начали терять надежду, и лишь пример царя – он шел во главе пешком, как самый последний из его солдат, всегда пил последним и удовлетворялся по вечерам несколькими финиками – придавал другим силы и решительности.

На пятый день вода кончилась, а горизонт оставался по-прежнему пуст – никаких признаков жизни, ни травинки, ни тени от какого-либо живого существа.

– И все же кто-то здесь есть, – заявил проводник, киренский грек, смуглый, как головешка; несомненно, мать его была ливийкой