Советские спецслужбы и Красная Армия. 1917-1921 - Сергей Войтиков

Так или иначе, в конце 1918 г. А. Г. Васильев попал в опалу, а 16 марта 1919 г. скоропостижно скончался его патрон в большевистском ЦК — Я. М. Свердлов. По окончании «ускоренных курсов» (так в источнике, имеется в виду младший курс) Академии Генштаба РККА летом 1919 г. А. Г. Васильев пошел на резкое партийно-политическое «понижение». В личном деле значится, что 22 июня приказом Всероссийского главного штаба его назначили «членом комиссии по переработке воинских уставов», а в июле «по окончании ускоренного курса» (если точнее — младшего курса) направили «в распоряжение» командующего Западным фронтом[1032].

В июле 1919 г. последовала целая чехарда назначений: Васильев состоял в распоряжении командующего 7-й армией, был направлен в 1-ю стрелковую дивизию, где был назначен помощником начальника штаба 11-й бригады, затем почти сразу стал начальником штаба. Наконец, в августе он получил было назначение командиром 11-й бригады, но тут же был отозван Полевым штабом Реввоенсовета Республики и командирован в 14-ю армию комбригом. 18 августа Васильева приказом по войскам 14-й армии назначили начальником гарнизона г. Конотоп и комендантом укрепрайона Конотоп — Бахмач[1033].

По данным личного дела, сформированного в делопроизводстве Наркомата по военным делам РСФСР (РГВА, ф. 37976), 12 сентября Васильева снова отправили в Академию Генштаба РККА — на старший курс, где он и обучался до 17 июня 1920 г., когда был командирован в распоряжение командующего войсками Западного фронта, а там направлен в Запасную армию на противопоказанную ему по складу характера должность начальника штаба[1034].

Материалы личного фонда А. Г. Васильева (РГАСПИ, ф. 289) свидетельствуют о том, что в документах Наркомвоена РСФСР отражены не все перемещения старого большевика по службе в Красной армии. 11 июля 1920 г. «член ВЦИК А. Васильев» направил в «Реввоенсовет Зап[адного] фронта т. Смилге» и в копии в «штаб того же фронта т. [В.А.] Кангелари» следующую «военную» телеграмму:

«В настоящий момент нахожусь за Петрозаводском в штабе 2-й бр[игады] 6-й стр. див[изии] на до[лжности] помощника на[чальника] шта[ба] брига[ды] по разведывательной части.

Прошу отсюда немедленного откомандирования на левый фланг Зап[адного] фронта, хотя [бы и] на должность ротного писаря. Мотивы: 1) ничего решительно не могу здесь почерпнуть поучительного по причинам весьма веским, о которых в телеграмме не считаю возможным писать; 2) хроническое недоедание в Москве здесь усилилось раза в три и посему появились признаки цинги и усилилось малокровие.

При неполучении в трехдневный срок положительного ответа вынужден буду с работой по Генштабу расстаться и перейти на работу исключительно политическую, для чего отправлюсь в Цека за директивами»[1035] (заодно — за пайком и по возможности за медикаментами).

Послание И. Т. Смилге, который в то время занимал пост члена Реввоенсовета Западного фронта[1036], в комментарии не нуждается. В этих 27 строках, написанных фиолетовым карандашом на листочке формата А5, — весь Васильев.

10 декабря 1920 г. А. Г. Васильев, впрочем, вернулся в, очевидно, ставшую для него родной академию — на дополнительный курс[1037]. Правда, дополнительный курс он тогда не окончил[1038].

При этом как раз в это время Васильев, как свидетельствуют материалы к одному из заседаний Оргбюро ЦК РКП(б), «прославился» в деле, в котором старому большевику вовсе не следовало бы отличиться.

Из чекистско-партийного «дела» А. Г. Васильева, отложившегося в материалах Оргбюро ЦК РКП(б), следует, что 27 октября 1920 г. старый большевик, согласно предписания Главнокомандующего всеми вооруженными силами Республики С. С. Каменева, был направлен на Южный фронт, и на следующий день приехал в Москву, но поезд остановился на ст. Перово. 30 октября А. Г. Васильев направился в 3-й Дом Советов, а оттуда во 2-й Дом Советов, чтобы навестить своего товарища. Навестив товарища «до положения риз», «больной» и «голодающий» А. Г. Васильев получил замечание одного из жителей общежития — хорошо знавшего его по работе в Опероде С. И. Аралова: теперь, когда Я. М. Свердлова более не было, вчерашний меньшевик-интернационалист вполне мог позволить себе столь большевистскую принципиальность. Выгнав Васильева сотоварищи из комнаты партийной ячейки, Аралов продолжил свою работу (его вызвали по делу к часу ночи)[1039].

Затем А. Г. Васильев попался на глаза «какому-то старику с большой окладистой бородой». Старик не нашел ничего лучше, чем прочесть пьяному коммунисту нотации. Васильев пришел в возмущение и схватил старика за бороду — поднялся шум, кто-то заподозрил большевика в торговле спиртным и обратился в Московскую чрезвычайную комиссию (МЧК). А. Г. Васильев понял, что просто так ему не отделаться, и обратился за помощью к С. И. Аралову. Тот по старой памяти попросил сопровождавших задержанного товарища, среди которых уже был агент МЧК, выйти из комнаты и в присутствии председателя партячейки общежития разузнал, в чем дело. Предоставим слово самому Аралову, который оставил свои показания в Конфликтном подотделе ЦК РКП(б): «Не зная, что среди присутствовавших был комиссар МЧК, и, желая, если это нужно будет, чтобы он на другой день, проспавшись, сам явился в МЧК, я уговорил его пойти спать в одном из свободных номеров в доме. Получив согласие, я пошел его проводить спать, но он, выйдя из комнаты в ячейке, снова ушел от меня, кажется, в 4-й этаж. Я вернулся в ячейку и, что было с ним дальше, я не знаю. Только на другой или на третий день я узнал, что он был арестован в ту ночь»[1040]. Васильев доигрался до ареста сотрудником МЧК. Поскольку старого большевика доставили в Московскую ЧК по подозрению в торговле спиртом, его делом занялся «профильный» подотдел Спекулятивного отдела МЧК[1041].

Показания свои, снятые в день задержания, А. Г. Васильев подписать отказался, и после допроса был направлен в Комендатуру МЧК, «где вел себя крайне буйно, добиваясь освобождения»[1042]. Опрошенный на следующий день Васильев свою вину признал[1043], однако апеллировал к Центральному комитету РКП(б). В своем заявлении он указал, что в начале конфликта не был пьян, а только «навеселе» и предлагал задержавшим партийцам его отпустить под честное слово — «явиться в любое время куда… будет указано». Некоторые склонялись к тому, чтобы требование А. Г. Васильева удовлетворить, но другие настояли на его отклонении, искренне считая большевика одним из «спиртоносов, проживающих у них в доме». Это обстоятельство, по мнению Васильева, и привело к отправке его в МЧК[1044]. В МЧК, нажаловался большевик в ЦК партии, он «выдержал… нравственную пытку» (некое подобие расплаты за преследование Г. И. Теодори и других военных специалистов Регистрационного управления Полевого штаба РВСР в конце 1918 г.): «Вследствие встреченного грубого отношения нервное состояние у меня увеличилось, т. к. ни одна моя просьба не была исполнена. Я просил не доводить дело до формального ареста со всеми последствиями, как-то: раздевание, личный обыск и т. д. и не сажать меня в общую камеру с преступниками и, кроме того, просил позвонить по телефону тт. [Ф.Э.] Дзержинскому, [Н.Н.] Крестинскому или [Ю.Х.] Лутовинову, а в крайнем случае — хотя бы дежурному члену Московского Исполкома… Не предрешая вашего решения, [я] прошу обратить внимание, что я уже наказан тем, что: 1) оскорблен арестом и пребыванием в МЧК; 2) не попал к ликвидации Врангеля на фронт, т. к. благодаря пребыванию под арестом захворал воспалением легких и в самый разгар операций на Южном фронте валялся в постели. Мое партийное прошлое хорошо известно прежним секретарям ЦК (имеются в виду Е. Д. Стасова, Я. М. Свердлов, а также Н. Н. Крестинский. — С. В.), а также многочисленным т[овари]щам, с которыми приходилось работать. Известен по партии как „Васильев из «Окопной правды»“. К настоящему времени в Красной армии прошел все командные и штабные должности, включительно до н[ачальни]ка штаба армии, и окончил два курса Красной Академии Генштаба»[1045].