Лужайки, где пляшут скворечники - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
— Алик…
— Ага… Демид! Ты видел, как на прошлой репетиции смотрел на меня Арунас? Он, бедный, вместе со мной мучился. И с тобой… Он будто все знает, но боится сказать. Попробуй, пусть принцем будет он!
— Арунас?
— Ну и что же, что он поменьше меня? Не так уж и меньше. А разве обязательно, чтобы принц был одного роста с принцессой?
— Дело не в росте!
— Вот именно! Дело… в душе, да? Вот он душой-то все и чувствует! Недаром же это он придумал конец сказки!
— Придумать — это одно. А вот выразить себя…
— Он выразит! Он может…
И я рассказал Демиду про виолончель.
А дальше случилось неожиданное. На следующий день виолончель появилась в театре. Конечно, не та, что в старом доме, но очень похожая. Демид попросил ее у знакомого музыканта.
Арунасу Демид сказал очень ласково, но и очень настойчиво:
— Давай попробуем, Нэлик. Не бойся… Представь, что ты в том самом доме…
И… Арунас представил.
Может, он играл не так хорошо, как там,но все-таки… все-таки эта песня опять взяла нас за живое. Всех, кто слушал.
Демид помолчал, повздыхал. Погладил плоскую лысину.
— Друг мой Арунас. Давай попробуем ту встречу с девочкой в парке. Будто ты мальчик Женька.
Арунас испуганно глянул на меня.
— Попробуй! — почти простонал я. — У меня гора с плеч…
Я правильно предчувствовал. У Арунаса все получалось как надо. И все были просто счастливы. Может быть, только кроме Вячика, который очень тайно тоже мечтал быть принцем. Мечтал, но даже под пыткой не признался бы в этом, потому что способностей к сцене у него не было вот ни настолечко. Несмотря на все заявления Демида про общую детскую талантливость.
Неделя прошла в полной радости, в ощущении, что осенняя премьера будет замечательной.
Я выбрал себе второстепенную роль трусливого пограничного стражника. Ивку назначили пажом принцессы. Вячика — помощником часового у городских ворот. Стой столбом, козыряй — и никаких проблем…
Николке досталась роль поваренка. Арбуз же от актерского дела отказался напрочь. Заявил, что ему хватает плотничьей и малярной работы. Он обивал досками обгорелый край сцены и красил выпиленные из фанеры крепостные башни и стены.
Мы пытались зазвать в театр и Динь-Дима, но он все отговаривался. Объяснял, что дома, в Соломине, мама беспокоится, если он уходит надолго. И нас к себе в Соломино никогда не звал. Мы так и не знали, где этот поселок. Может быть, между Стекловском и Соломином какая-то непонятная межпро-странственная граница? И Динь-Дим — наш друг из иного мира? Так я иногда думал.
Мы встречались с Динь-Димом только на нашей Дороге.
Но уж там-то он оказывался обязательно — как только мы приходили к столбу с автобусной табличкой.
Правда, появляться там стали мы реже — театральные дела занимали много времени. Но Динь-Дим не обижался.
И все шло хорошо. До того пасмурного утра, когда Арунас вдруг не пришел на репетицию.
Раньше такого с ним не случалось.
Ивка, я и Вячик побежали к Геннадию Марковичу.
Старик встретил нас бодро, но мы увидели сразу, что бодрость эта ненастоящая. Он слишком суетился.
— А, прискакали! Ничего страшного, жаль только, что опоздали… Увезли Арунаса…
«Что с ним?» — ахнул я про себя. Ивка тоже испугался:
— В больницу?
Сами виноваты! Затянули это дело. Ведь Ивкина мама и ее знакомая, врач, давно уговаривали Арунаса лечь в детскую больницу на обследование. На две недели. Но он отбрыкивался, как мог. Все «потом» да «потом». Не хотелось ему даже на короткий срок расставаться с нами. И с Дорогой. А затем еще и роль принца ему досталась. Не прерывать же репетиции! А здоровье-то никудышное. Вот и достукались…
Но Геннадий Маркович всплеснул руками:
— Что вы, что вы! Не в больницу! Случилось, можно сказать, чудо. Объявился его отец. Живой, здоровый. Отыскал нас, ухватил сына и сразу на вокзал. Конечно, со словами благодарности мне, и вам, и всем-всем… Сказал, что есть документы для въезда в Литву. Как говорится, к родным пенатам.
Мы так и сели.
И не было у нас никакой радости от такого чуда.
Вячик проговорил капризным голосом:
— Хотя бы зашел, попрощался.
— Не было возможности. Отец сказал, что надо спешить на поезд, такие сложились обстоятельства… Он, по правде говоря, нервничал. Возможно, от радости.
«Подлые обстоятельства, — подумал я. — Арунас наверняка не хотел…»
И вырвалось:
— Отец его насильно увез! Арунас же говорил, как тот с ним по-свински обращался!
Геннадий Маркович покивал. Потом пожал плечами.
— Не знаю. Возможно, мальчик преувеличивал. От детской обиды… И кроме того — все равно родной папа…
«А как же теперь Галина Антоновна? — подумал я. — Ведь она-то, наверно, считала, что судьба ей послала нового сына…»
А Вячик поцарапал кроссовкой половицу и сумрачно предложил:
— Вот пойти да сообщить куда надо,что здесь появился бывший боевик. Он же воевал против наших…
Стало тихо, я увидел, какГеннадий Маркович смотрит на Вячика. Ивка — тоже: то ли со страхом, то ли с жалостью. Он сел на край дивана и так вцепился в коленки, что побелели суставы. Потом тихо спросил:
— Ты в самом делетак думаешь?
Вальдштейн засопел и отвернулся.
— Ничего я не думаю… Я, что ли, по-вашему, совсем гад, да?
Геннадий Маркович как-то обмяк.
— Вы, друзья мои, и не стали бы ни о чем спорить, если бы увидели: как Нэлик прижался к отцу…
Ну, прижался так прижался. И слава Богу. Отец ведь все-таки! Может быть, пройдут у них обиды и начнется хорошая жизнь. Радоваться надо: в самом же деле чудо случилось! Прямо как с Ивкиным братом! Считали убитым, а он живой! И Арунас перестал быть сиротой…
Ивка будто прочитал мои мысли. И повторил вслух:
— Радоваться надо.
— Особенно Альке, — заметил Вячик. — Теперь-то ему не отвертеться от роли принца Женьки.
— Играй лучше ты, — искренне сказал я.
— Рылом не вышел.
Ивка сморщился.
Но Вячик смягчил разговор. Сказал хорошо так, даже ласково:
— Геннадий Маркович, а он хоть написать-то обещал?
— Да! Да, голубчики, я забыл сказать! Нэлик обещал написать обязательно! Всем вам! Он напишет на мой адрес!.. Поэтому вы заходите, не забывайте старика…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!