Белое дело в России. 1920–1922 гг. - Василий Цветков

Национальный характер диктатуры белой власти представлялся важнейшим фактором, при котором возможно добиться возрождения подлинно «русской государственности». Об этом говорилось в выступлении члена ЦК Н. В. Тесленко: «Слово «национальный» у нас было под запретом, и это понятно, потому что им злоупотребляли, но теперь положение изменилось, и мы это слово должны защищать. Диктатура национальная выдвигается против интернационализма и против диктатуры класса, а в международных отношениях она знаменует собой суверенитет Русского государства и его единство». Идя вразрез с провозглашенными в 1918 г. Союзом Возрождения России и разделявшимися кадетской партией и Национальным Центром принципами признания диктатуры как временной и не самой эффективной формы управления, Тесленко убеждал собравшихся, что теперь «диктатура – это единственный путь к воссозданию Русского государства. Видя это, мы должны идеологически ее защищать». Тесленко подчеркивал важное значение термина «национальная»: «Что касается слова «национальная», то, конечно, под этим подразумевается совокупность всех национальностей, а не подавление других во имя одной. Гипертрофии прекрасного чувства, каким является чувство национальное, бояться нечего. Опасна не гипертрофия, а извращение – в виде узкого и злобного национализма, но в этом отношении Центральный Комитет забронирован».

Еще одно своеобразное толкование понятия «национальная диктатура» выразила член ЦК партии А. В. Тыркова (Вильямс). С ее точки зрения, важно было выделять не этнический или социально-экономический смысл термина «национальная диктатура»: «Надо приучить население к обоим этим словам. Идея нации, отечества была в загоне, теперь она поднята на высоту. Под словом «национальная» нельзя понимать благо народных масс… Это – благо духовное, духовный подвиг. Национализм должен быть жертвенным. Во имя национализма нужно отказаться от старых, слишком простых подходов». Не стоило опасаться и «неизбежной реакции» для того, чтобы утихомирить «дикого зверя, который называется народной массой». А «для успокоения нужны пулеметы». Чтобы избежать рецедивов революционных событий, по убеждению Тырковой, «надо поставить армию на первое место, а демократическую программу – на второе. Надо создавать господствующий класс, а не диктатуру большинства. Надо создавать аристократию духа. Господство западных демократий – это обман, который устраивают в тех странах политические деятели».

«Характеризация» смысла национальной диктатуры привела к обсуждению и т. н. «еврейского вопроса», считавшегося весьма актуальным в общественно-политической жизни белого Юга в годы гражданской войны. Член ЦК партии, бывший член IV Государственной Думы профессор Л. А. Велихов высказался так: «В большевистском движении идейный вдохновитель – еврей, исполнитель – латыш. Евреи должны отмежеваться от евреев-большевиков; требуя осуждения погромов, евреи должны осудить своих соплеменников, разрушителей России. В этом вопросе русские с евреями разошлись».

Мнение большинства присутствовавших выразил Н. А. Иванов (Харьковский комитет): «В содержание диктатуры нужно вносить общерусскую сущность. Диктатура должна пользоваться поддержкой всего народа, она должна вмещаться в рамки буржуазно-демократического государства и должна иметь конституционное устройство».

Итогом работы Харьковского совещания стал «пакет» из пяти постановлений («По тактическим вопросам», «По еврейскому вопросу», «По аграрному вопросу», «По казачьему областному вопросу», «Обращение к местным организациям»). Постановление «По тактическим вопросам» затрагивало основные позиции внутриполитического курса и стало своеобразным продолжением постановления партийного совещания в Екатеринодаре 29–30 июня 1919 г. Партия снова призывалась «к деятельной поддержке доблестных армий и национальной диктатуры в их борьбе с большевизмом и в строительстве государственной жизни на началах национальной демократической программы, возвещенной адмиралом Колчаком и генералом Деникиным и имеющей целью довести страну до Всероссийского представительного Собрания». Данное наименование Собрания, как «никоим образом не противоречащее» понятию «Учредительное Собрание», было принято большинством совещания. Термин «Учредительное Собрание» придавал «узкое толкование характеру этого Собрания». Особо указывалось, что новое наименование не только подчеркивает «представительный характер» будущего Собрания, но также никоим образом «не предрешает характера этого Собрания, в котором можно было бы видеть отличие его от Учредительного».

Повторялся тезис Рысса о «средней равнодействующей, которой следует государственная программа Деникина». Однако «государственная и национально-демократическая программа объединения и возрождения России» встречала «противодействие с двух сторон: как со стороны тех правых, которые в угоду частным и групповым интересам и, несмотря на пережитые потрясения, стремятся к полному восстановлению старого порядка («старого режима». – В.Ц.), так и со стороны тех левых, которые и после крушения большевизма (характерная уверенность для осени 1919 г. – В.Ц.) … собираются под знаменем социализма, чтобы – в угоду партийным доктринам и ложно понятым классовым интересам – продлить период великих потрясений».

Резолюция содержала существенные изменения в оценках основополагающих принципов политического курса Белого движения. Осенью 1919 г. говорилось уже о несвоевременности «попыток немедленного, по свержении большевиков, созыва Учредительного Собрания» и о довольно длительном периоде «диктаторской власти», необходимом для решения «исторической задачи объединения России, восстановления государственного порядка и гражданского мира». Только после этого возможен будет созыв Всероссийского представительного собрания и «осуществление реформ». Для эффективного периода «диктаторской власти» нужно прежде всего совершенствование местной администрации, «улучшение состава администраторов», борьба со злоупотреблениями чиновничества. Аппарат следовало улучшать посредством привлечения к работе «общественных сил». Однако «привлечение общественных сил на служение государству» должно не ослаблять, а укреплять систему национальной диктатуры, которая одна могла противостоять анархическим силам (ярким проявлением которых, в частности, считалось «движение Махно»). Члены партии снова призывались к участию в работе правительственных структур, причем контроль за их работой со стороны парткомов считался «политически недопустимым». Отсутствие партийного контроля заменялось «личной ответственностью членов партии», «их политической опытностью», иначе говоря – самоконтролем.

«Непредрешительная» резолюция «по аграрному вопросу» предусматривала проведение земельной реформы «по мере того, как с сокрушением большевизма и прекращением гражданской войны в стране будет восстанавливаться спокойствие», при недопустимости «шагов, которые давали бы населению повод думать, что власть ставит себе односторонние классовые задачи и руководится в своей аграрной политике реставрационными стремлениями». Так же, в духе «непредрешения», ставилась проблема «разрешения областного вопроса во всероссийском объеме» (резолюция «По казачьему областному вопросу»). Впрочем, и здесь членам партии ставилась задача бороться с противниками «национальной диктатуры», а также с «федералистическими течениями».

Наибольший резонанс в прессе и общественном мнении вызвала резолюция совещания «По еврейскому вопросу». В ней содержались тезисы, отражавшие проблемы в принципе типичные для осени 1919 г. (достаточно отметить, например, статью «Пытка страхом» В. В. Шульгина в газете «Киевлянин»). Постановление отнюдь не оправдывало ксенофобию и антисемитизм. Напротив, довольно четко указывались причины «морального одичания» и, увы, распространенных на Юге России в 1918–1919 гг. «еврейских погромов»: «Растленная атмосфера, созданная большевизмом, возведшим в принцип голое насилие и физическое истребление противников, является одной из основных причин возобладания в массах темных инстинктов. Это растление духа послужило благодатной почвой для отвратительных актов насилия, которые в совокупности своей представляются подлинным всероссийским погромом». Отмечалась «установленная в ряде случаев прямая зависимость еврейских погромов от подстрекательства большевистских агентов, стремящихся к дезорганизации тыла». Но при этом совещание недвусмысленно подчеркивало, что для «русского еврейства» единственно правильным путем может являться поддержка белой власти, Белого движения: «Сознательные и руководящие круги еврейства должны объявить беспощадную войну тем элементам еврейства, которые, активно участвуя в большевистском движении, творят преступное и злое дело… Русское еврейство должно понять, что вне безусловного и безоговорочного признания и поддержки национальной диктатуры и Добровольческой армии, воссоздающих Русскую Государственность, нет спасения и что только твердый правопорядок, который стремится установить национальная власть, обеспечит надежную защиту всем гражданам без различия национальностей и веры».