Век Екатерины Великой - София Волгина

Екатерина гневалась на нового шведского короля Густава Третьего, кой, восстановив в прошлом году в своей стране самодержавие, теперь неустанно подталкивал турок к продолжению войны.

В который раз она подумала о тяжести бремени одинокой ответственности перед всем государством, когда не на кого положиться, и все приходится решать единолично. Постоянно наблюдая ожесточенное противостояние Панина и Орловых, Екатерина не могла опереться ни на кого из них. Своего сына Павла она считала ненадежным, он не был ей близок, и она не могла доверить ему никакой роли в управлении государством. Делить власть с кем бы то ни было она не желала: ей нужен был всего один единственный, но преданный, верный и умный человек, который мог бы стать ее близким другом и соратником.

* * *

Занявшись поиском соратника, Екатерина обратилась к своему вечному рыцарю. Императрица рассматривала послужной список Григория Александровича Потемкина, но мысли о Григории Орлове не давали ей покоя. Казалось, она никогда не избавится от его наваждения.

На днях она все-таки отправила бывшего фаворита за границу – на два года, для поправки расстроившегося здоровья, с полным жалованием. Не желала она более травить сердце, не могла видеть его ежедневно и ведать, что когда-то любимый ею человек, проживший с ней бок о бок десять лет, переживший с ней всяческие опасности, давший ей счастье быть любимой, более не принадлежит ей. Через три недели его день рождения, ему исполнится тридцать восемь лет. Он еще молод – женится, остепенится, найдет свое счастье. А ей вот сорок три… Екатерина подняла круглое зеркальце, взглянула на себя. Да, вестимо, не то что раньше, но все же – совсем неплоха. Можно сказать – хороша. Все еще хороша!

Поднявшись, Екатерина медленно прошла к окну, приоткрыла створку. Она не стала смотреть вниз, на людей, снующие экипажи, кареты и всадников. Екатерина посмотрела вдаль.

Осень, их любимое время года! Природа вела себя, как и прежде: дивной красы разноцветные кроны деревьев, приятный свежий ветерок, летящие под ноги прохожих листья. Впереди ждала зима, и хотелось еще насмотреться на цветовые краски, на шелест падающей листвы. Намедни, гуляя с Марией Саввишной и Королевой, они вместе насобирали гербарий. Она бросила взгляд на коробку с собранными листьями, подошла, открыла. Дохнуло приятным, чуть прелым запахом. Надо оставить их открытыми, дабы не заплесневели.

Как все на сей земле непрочно, непостоянно, зыбко! Екатерине даже на мгновение стало не по себе от сей мысли. Как же ей жить дальше? Она искала ответа на сей вопрос, желая зацепиться хоть за что-то, что помогло бы ей преодолеть сие тяжелейшее для нее положение всесильной императрицы, сознающей, что она глубоко несчастна как женщина. Взгляд ее паки упал на последнее письмо Григория Потемкина, губы ее дрогнули, сложившись в улыбку. Она снова развернула его послание. Нет, откуда у оного человека толико оптимизма, иронии, смеха?! Вот с кем не соскучишься, не то, что с Сашей Васильчиковым! Хороший он кавалер, но – не орел.

Она снова принялась за послужной список Потемкина. Боже, вот уже десять лет они знают друг друга! Он был среди тех сорока человек, которые возвели ее на престол. Как давно – и как недавно оное имело место.

Недавно она получила от своего рыцаря очередное весьма приятное письмо. Что же написать ему в ответ?

Ей вдруг подумалось, что его замечательный ум мог бы ныне весьма послужить в оказавшейся столь непростой поимке самозванки Таракановой. Но Потемкин находился на фронте. Как докладывал недавно статс-секретарь Теплов, ныне Потемкин у осажденной Силистрии, подвергается ежедневной опасности. Совсем недавно во время тяжелого артиллерийского обстрела, сопровождавшегося сильнейшим пожаром, он чуть было не погиб. Екатерина беспокойно оглядела свой кабинет. Коли его вовремя не остановить, он умрет! Взгляд остановился на стопке бумаг. «Почему бы не написать ему письмо и вызвать сюда?» – подумала она.

Недолго думая, она положила перед собой бумагу и, взяв заточенное гусиное перо, задумалась. О чем и как писать, она не имела никакого представления. Надобно было написать умное, значимое для себя и него послание, поскольку Потемкин легко читал меж строк. После некоторого раздумья у нее получилось нечто наподобие признания и приглашения генерала в Петербург. Неуверенная рука ее писала: «Господин генерал-поручик и кавалер, вы, я чаю, так упражнены глазением города Силистрия, что вам некогда письма читать, но, так как с моей стороны я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то вас попрошу по-пустому не даваться в опасности. Вы, читав письмо, может статься зададите вопрос – к чему оно писано, на сие имею вам ответствовать: к тому, дабы вы имели подтверждение моего образа мыслей об вас, ибо я всегда к вам весьма доброжелательна. Екатерина».

Перечитав его несколько раз и сделав исправления, переписав теперь твердой рукой набело, она вызвала курьера и отправила его с наказом доставить и вручить лично в руки генерал-поручика Григория Александровича Потемкина.

* * *

Армия Румянцева, сократившаяся до тридцати тысяч солдат из-за потерь и тяжелых болезней, вновь осаждала крепость Силистрию. Потемкин на судах перебрался на другой берег и захватил турецкий лагерь. В отместку гарнизон Силистрии дважды предпринял мощные вылазки против Потемкина, которые были отбиты, а в середине июня выбил врага из фортификаций перед крепостью, о чем такожде доложили императрице. Последнее время ее паче всего интересовали события, происходящие рядом с ее рыцарем. Он стал сниться ей. Ей хотелось говорить о нем. Рассказывая Гримму, другу Дидро, который стал ее постоянным корреспондентом, о переходе через Дунай, она с удовольствием описала его вылазки против врага. Ожидая его, она все более понимала, как ей весьма и весьма не хватало его.

В начале осени Потемкин руководил строительством артиллерийских батарей на острове против Силистрии. Погода портилась, турки явно не собирались сдаваться. Так и случилось: когда русские вступили в Силистрию, турки бились за каждый дом. Начинались морозы, и главнокомандующему пришлось отвести армию обратно за Дунай. Отступая, он приказал батареям Потемкина самое трудное – прикрыть отходящих.

В сей небезопасный момент в лагерь Румянцева прибыл императорский курьер с пакетом для Потемкина. Письмо, датированное началом декабря, говорило само за себя: императрица боялась за его жизнь. Что ж, ее опасения были небеспочвенны.

Как всегда, сослуживцы его, особливо гордый и аристократичный Семен Воронцов, извелись от зависти. Так и хотелось Потемкину шибануть Воронцова побольнее, но, слава Богу, не был Григорий Александрович человеком злобливым. Да и можно понять и простить сего генерала. К тому же, тот отличился храбростью: в первой же битве с турками одним из первых бросился на них в сече.

Послание императрицы Потемкин воспринял, как предложение приехать к ней. О, он умел читать меж строк! Откровенно говоря, ему с трудом верилось в свое счастье. В памяти пронеслось, колико ему пришлось перенести за те пробежавшие годы, дабы дождаться сего момента. Не верилось в непостижимую опалу всех Орловых! А как же Алексей Орлов, герой Чесмы, герой России? Тот самый Алехан, коего он так ненавидел! Хотя и его можно понять: кто бы уступил просто так саму красавицу-императрицу, когда он, юнец, бросался Екатерине в ноги, целовал руки, твердил признания в любви везде, где токмо не встречал ее.