Киномания - Теодор Рошак

— То были жестокие времена.

— А вам бы хотелось, чтобы крестовый поход уничтожил всех катаров до единого?

Его глаза смотрели на меня со всей искренностью — взгляд человека, который делал мне жуткое признание.

— До полного успеха оставалось совсем немного. Достигни они своего, возможно, это было бы и к лучшему. А так руки церкви оказались запятнанными кровью, но без пользы.

— Без пользы? Какая польза? Убийство детей, женщин…

Анджелотти оставался тверд, но печаль в его голосе слышалась безошибочно.

— Вы знаете, чему учат дуалисты? Тому, что физический мир — зло, а земля, на которой мы живем, — ад. Это мерзкое учение. Предположим, все это можно было бы искоренить семь столетий назад актом невыразимой жестокости, одним справедливым ударом. Вы бы теперь, оглядываясь в те времена, сожалели о случившемся?

В его вопросе мне послышалась лукавая нотка, словно Анджелотти знал, на какую почву упадет его откровенность. Я сразу же вспомнил о «Грустных детях канализации» Саймона Данкла. Верно, если бы крестовый поход завершился полным успехом, то мир, возможно, был бы избавлен от этого падения в пропасть безнадежности. Неужели я здесь защищал именно это — право Саймона искажать жизнь, показывая ее невыразимо мерзкой? Мой ответ был лучшим, что пришло мне в голову.

— Я не верю, что можно уничтожить идею, убивая ее сторонников. Эта идея так или иначе выжила бы где-нибудь, независимо от количества пролитой крови.

Анджелотти мрачно кивнул.

— Хороший ответ. Так давайте же согласимся, что старый Папа Иннокентий принял абсолютно неверное решение, предприняв этот крестовый поход. Ошиблись и члены моего ордена, которые, как вам известно, создали инквизицию. Поверьте, что я здесь говорю отнюдь не в защиту тех давних жестокостей. В то время святой Франциск{348} надеялся обратить еретиков добротой и проповедью. Мне хочется верить, что такой выбор сделал бы и я.

Я сдался, поняв, что ничего не получу от пикировки с Анджелотти, которого в конечном счете церковь изгнала из своих рядов.

— Значит, — продолжил я, — сироты восходят к уцелевшим катарам.

— Можно сказать и точнее. К трем старейшинам, которые успели бежать из Монсегюра перед тем, как его сровняли с землей шестнадцатого марта тысяча двести сорок четвертого года…

— К святому Арно Уцелевшему… и двум другим, — добавил я. Анджелотти уважительно и в то же время недоуменно посмотрел на меня. Я ответил на его подразумевавшийся вопрос, — Над алтарем в часовне в Цюрихе есть такая картина.

— Вы ее видели?

— Да. Мне объяснил ее смысл доктор Бикс.

— Да, Бикс. Важная фигура. И он вам сказал?..

— Ничего толком он мне не сказал. Он не очень разговорчив.

— Эта история довольна драматична. Они были на волосок от гибели — бежали во тьме ночной в последний момент перед штурмом. Потом эти трое направились в три далеко отстоящих друг от друга города — Толедо, Аахен и, возможно, в Прагу. Ходят слухи, что они взяли с собой главное катарское сокровище. Другие говорят, что, кроме одежды, у них с собой ничего не было, и они жили в нищете, попрошайничали на дорогах. Понемногу вокруг старейшин стали собираться маленькие группки беженцев — голодных, оборванных, испуганных. Самый большой приход составлял не больше десятка человек. Все, кто остался. По договоренности старейшины тайно встретились снова через три года в деревне под Барселоной — на безопасной территории. Они встретились в годовщину резни в Монсегюре. Печальный повод. С этой встречи (с Геронского совета, как называют его дуалисты) и берет свое начало возрожденная катарская церковь. Там были составлены все их земные планы. Впрочем, скорее их можно назвать подземными, подпольными. Главное решение принято. Церковь альбигойцев станет тайной, церковью в изгнании, она никогда больше не заявит открыто о своем существовании, никогда не будет открыто принимать в свои ряды верующих или проповедовать свое учение. Но в то же время она продолжит выполнять свою миссию: находиться в первых рядах борцов против Бога Зла.

Но как это возможно, если инквизиция упрямо продолжала делать свое дело? И тогда старейшины прибегли к дерзкой хитрости. Они стали готовить небольшие отборные группы молодых катаров для проникновения в один из рыцарских орденов. Тамплиеров они выбрали потому, что те были богаты и влиятельны. Но как вам известно, папство вскоре догадалось о плане катаров. Церковь не колебалась и нанесла по тамплиерам смертельный удар. Но и тут кое-кто из выживших перебежал в другие ордена — к госпитальерам, к мальтийским рыцарям. Их преследование продолжилось и там. В конечном счете от этой стратегии отказались. Военные ордена были слишком известны, слишком близки к римской курии.

После этого наступил почти двухсотлетний период, о котором мы почти ничего не знаем, — где и как выживали еретики. Мы полагаем, что они образовали маленькие, разбросанные по всему свету группки и нередко выдавали себя за правоверных католиков. Наконец в семнадцатом веке, в хаосе Тридцатилетней войны, они снова всплыли на свет божий — на этот раз в виде благотворительной организации — Сироток бури. Это становится их новым лицом в глазах общества и их миссией — спасение детей. А после войн по всей Европе остается множество детей, нуждающихся в спасении. Ах, как похвально, что эти добрые христианские души пришли на помощь невинным детям и позаботились о них. Во времена потрясений никто не может быть уверен в чьей бы то ни было религиозной ориентации. Расплодилось такое множество всяких сект, на улицах появилось столько пророков с выпученными глазами, возникло столько милленаристских культов. Нередко сирот принимали за католический религиозный орден — путаница продолжается и по сей день, а им это на руку, как покровительственная окраска.

Как бы там ни было, они приносят столько пользы, что узнать об их целях никому и в голову не приходит. А у них глубокие корни. Выясняется, что сиротские приюты избавляли дуалистов сразу от нескольких проблем. Они позволяли им рекрутировать новых членов в нежном юном возрасте, когда ум еще не сформировался. А ведь вам известно, что все сироты воспитываются в катарской вере. Подумайте об этом. Церковь, которая имеет полный контроль над образованием и воспитанием каждого из своих членов на протяжении четырех столетий. Кроме этого, им нужно было решить проблему естественных человеческих желаний. Ведь вы знакомы с катарским учением?

— Да. Они желают стать «евнухами царства Божьего». А это означает отказ от сексуальных отношений.

Анджелотти поправил меня.

— Не совсем так. Да, есть катары — так называемые совершенные, — которые полностью отвергают для себя секс, как безбрачные священники у католиков. Но остальным членам церкви делается поблажка. Необходимая уступка слабостям плоти. Вы знаете, мне рассказывали, что сексуальность катаров может принимать самые причудливые формы. Некая разновидность западной тантрической йоги. Вам известно, что катары не отличаются пуританским ханжеством, когда заходит речь о телесных удовольствиях. Нет, они возражают только против размножения. Вот именно в этом наши церкви и расходятся самым решительным образом. И в самом деле, вы никогда не задумывались: почему наша церковь так возражает против контрацепции? Потому что мы рассматриваем ее как часть катарского заговора. Мы не допустим, чтобы они одержали победу на этом фронте. Итак, вы видите, что их позиция такова: сексу — да, деторождению — нет. Это порождает очевидную проблему. Как наши друзья поколение за поколением пополняют свои ряды?