Хроники Черного Отряда. Книги юга. Игра Теней. Стальные сны. Серебряный клин - Глен Кук

– Про солдат забыл? – усмехнулся Смедз.

– Не-а. Но ты прав, их надо как-то отвлечь.

– На сегодняшний день это самая лучшая идея, – заключил Талли. – Так и будем действовать, пока никто не предложил чего-нибудь поумнее.

– Всяко лучше, чем без толку сидеть на заднице, – ворчливо согласился Смедз.

Он успел привыкнуть к лесной жизни, но не пристрастился к ней. И раньше-то не было особых приключений, а теперь тоска зеленая.

К выполнению задуманного приступили тотчас. Все, кроме Старика Рыбы, воспринимали это как игру, соревновались, кто накидает больше дров. Куча быстро росла.

Дереву игра не пришлась по вкусу, оно то и дело отстреливалось молниями.

Почти еженощно Смедз подкрадывался к выкопанной чудовищем яме, смотрел, что там и как. Остальным это не нравилось.

– Яйца-то у тебя есть, к ним бы еще мозгов, – упрекнул Талли.

– Все лучше, чем сидеть и ждать неизвестно чего.

Нельзя сказать, что Смедз сильно рисковал. Зверь, увлекшись рытьем, не обращал внимания на ползущего – мало ли кругом бугорков. Вот ростовой силуэт человека был бы наверняка замечен.

Хоть и медленно двигалось дело у монстра, он трудился как одержимый каждую ночь. И однажды нашел, что искал.

Оказавшийся рядом Смедз видел, как тварь выбралась из ямы со своим ужасным трофеем – человеческой головой.

Голова эта слишком долго пролежала под землей, причем поменяла слишком много могил и слишком часто бывала искалечена. Держа в зубах грязные, свалявшиеся волосы, чудовище подняло омерзительную находку. Тополь посылал ему вслед молнии, но оно зигзагами добежало до реки и укрылось в заводи.

Смедз поспешил следом. Конечно, со всей осторожностью.

Монстр старательно, бережно отмывал голову. Разгневанное дерево метало трескучие копья; они не достигали цели.

Управившись с мытьем, исполинская собака захромала восвояси. Смедз крался за ней – и поражался собственной смелости. Вот зверь обогнул мертвого дракона, как никогда раньше похожего на неровность рельефа. Не заметив, наступил на вещицу из ветхой кожи и камня и вдавил ее в топкую землю. А Смедз углядел и машинально подобрал.

Сзади, по ту сторону дракона, продолжало трещать и шипеть в бессильной ярости дерево.

Оказавшись у Смедза в кармане, старый фетиш вздрогнул и всем, кто был на него настроен, послал сигнал тревоги.

В тени застыл как вкопанный Смедз, по коже побежали мурашки. Теперь он ясно видел мертвую голову, на которую падал лунный свет.

Глаза были открыты. Изувеченный рот растянулся в кошмарной ухмылке.

Она живая!

Смедза едва не пробил понос.

Ближайший к полю давней битвы и могильнику большой город назывался Веслом. Тревожный зов амулета в этом городе услышали двое. Глубокий старик, живший под чужим именем, – в ходе опустошившей Курганье битвы он был вынужден инсценировать собственную смерть – кутил в таверне для рабочих вместе с новыми собутыльниками, которые считали его астрологом. Сигнал вверг его в панику, но он быстро опомнился и со слезами на глазах выскочил за дверь.

Это вызвало в таверне недоуменный гомон. Приятели повалили наружу – всем хотелось узнать, отчего так всполошился старик. А того уже и след простыл.

Был один из тех дней, которые принято называть черными. Дела в Весле обстояли неважно. В разных местах вспыхивали беспорядки, мятежники схватывались с имперскими партизанами, многочисленные уголовные преступления маскировались под политические. Мой наниматель поговаривал о том, чтобы продать особняк в городе и перебраться в купленный им возле Сделки дом. Если бы он решился, я бы крепко задумался, стоит ли и дальше на него работать. Хотелось обсудить это с Вороном, но…

Когда я вернулся домой, он был мертвецки пьян.

– И все из-за чертовой бабы, с которой ты даже ни разу не переспал, – проворчал я, пинком отправляя через всю комнату оловянную тарелку.

Опять этот сукин сын не потрудился убрать свою блевотину. Было искушение намять ему бока. Конечно, дальше искушения не зашло – я же не сумасшедший. Ворон – это Ворон, даже когда он валяется без чувств. Я в жизни не видел бойца опаснее. Видят боги, с этим человеком лучше не ссориться.

Он очнулся, да так внезапно, что я аж подпрыгнул. Держась за стенку, мой приятель кое-как поднялся на ноги. И до того он был бледен, и так сильно его трясло, что я моментально понял: дело тут не в похмелье. Старина Ворон был перепуган до смерти.

Без этой стенки он вряд ли мог устоять. Должно быть, я троился у него в глазах, а вокруг меня скакали зеленые чертики. Во всяком случае, он пробормотал:

– Ящик, ты это… собирай манатки.

– Чего?

Он двинулся вдоль стенки к груде своего барахла:

– Из Курганья кто-то выбрался только что… О боги!

Ворон упал на колени, схватился за живот. Его вырвало. Я дал ему воды рот прополоскать и тряпку морду вытереть. Он не отбрыкивался.

– Да, кто-то выбрался… Темный, как…

И опять блеванул.

– А ты уверен, что это не дурной сон? – спросил я. – Во хмелю чего только не привидится.

– Хмель ни при чем, все по-настоящему. Не знаю, откуда я это знаю… но знаю. Видел так ясно, будто сам был в Курганье. Там зверь… Помнится, его звали Псом Жабодавом. – Он говорил медленно, чтобы не сорваться в невнятицу. И все равно сорвался. – А с ним кто-то еще. Кто-то большой. Кто-то из настоящей Тьмы.

Ну что тут скажешь? Я не верил Ворону, но ведь сам-то он не сомневался в собственных словах.

Он мало-мальски почистился и стал укладывать свои вещи в мешок.

– Где ты держишь коней?

Ого, а ведь у него серьезные намерения! В башке каша, ноги ватные, но Ворон полон решимости действовать немедленно.

– У Тульды, а что? Куда ты собрался?

– Нам нужна помощь.

– Помощь? Нам? У меня здесь работа, или забыл? Обязанности. Я не могу сесть на коня и поехать на охоту за болотными огнями по той единственной причине, что кто-то увлекся дрянным вином.

Тут он вышел из себя. Я и сам тотчас взбесился. Мы орали друг на друга, Ворон швырял в меня вещами – не в той он был форме, чтобы догнать. Я топтал его бурдюк и любовался брызжущими на пол кроваво-красными струйками. От пинка распахнулась дверь, в комнату ворвалась домохозяйка. Представьте себе бабищу весом двести фунтов и с характером подколодной гадюки.

– Ах вы сволочи, подонки, негодяи! Все, кончилось мое терпение!..

Мы объединились против этой лгуньи, мошенницы и хабалки. Наше терпение тоже иссякло, мы давно подозревали, что она ворует у постояльцев, когда уверена, что это ей сойдет с рук. Спустили ее кубарем по лестнице, хохоча при этом, точно подростки-хулиганы. Внизу баба разоралась еще пуще.