Энциклопедия Амосова. Алгоритм здоровья - Николай Амосов

Известно, что внутренние органы регулируются вегетативной нервной системой, которая не имеет прямого представительства в коре мозга, а следовательно, напрямую — не подвластна сознанию. Лишь очень сильные нарушения функции органов ощущаются в виде неопределенных болей. Однако ценой упорных упражнений по концентрации сознания, например, по системе йоги, можно «пробить» барьер между корой и подкоркой и достигнуть произвольного управления деятельностью сердца, кишечника, сосудов, да и самой психики. С другой стороны, точные физические измерения показали, что вокруг человека имеются тепловое, электрическое и магнитное поля, видимо, больше всего зависящие от деятельности нервной системы. Они очень индивидуальны и изменчивы. Существует также и восприятие этих полей какими-то неизвестными рецепторами, причем тоже сугубо индивидуальное. Можно предположить, что упражнения по концентрации сознания ведут к усилению этих полей и позволяют использовать их для воздействия на окружающих.

Я совсем не настаиваю на таком простом объяснении экстрасенсорных феноменов. Может быть, все-таки «другая физика» Лашкарева есть?

Так мы разобрали человека по составным частям: сфера интеллекта, сфера чувств и убеждений, механизмы и уровни сознания, наше бренное тело. Но человека как целого еще нет. Он в личности и… в душе.

Ну, и как же она, душа? Разум и чувства в моем модельном представлении все равно напоминают собой машину. Увы! Меня это не смущает: материализм, так до конца! Однако в оценках людьми друг друга да и самого себя такой подход оставляет чувство неудовлетворенности. Требуется какая-то другая интегральная оценка. Это же вытекает из Алгоритма Разума: обобщенная модель всегда доминирует над детальными. Нужда в таком обобщении и вылилась в понятии «душа».

Это понятие было организовано самим словом: «Душа». Наверное, оно появилось рано, когда люди впервые связали жизнь с дыханием и обозначили ее словом «Дух».

Если слово «сознание» говорит о том, что «Я есть» и знаю себя в окружающем мире, то душа обозначает не только самую суть жизни, интеграл обобщенных чувств от тела, но и отношение к окружающему. Сначала к Богу и вечности, а потом к людям и к природе: меру измерения доброго на шкале «добро-зло». Отдельное выражение души — это движение «К» и «От», либо дробь «Давать/Брать». При этом «давать» включает массу адресатов, много людей, от самых близких и родных до совсем чужих в других странах и даже до животных, деревьев, камней…

Больше всего качество души для верующего освещается отношением к Богу и через него уже — к людям. Неверующий хуже чувствует душу: себя он переоценивает по природному эгоизму, а плохие оценки со стороны окружающих относит за их же счет. Только за Богом признается беспристрастность суждений и неусыпность слежения за моей, твоей, любой — душой. Это означает: чтобы завоевать его благоволение, нужно быть действительно хорошим. Итог: вера возвышает душу, сдвигает отношение к людям в сторону альтруизма, добра. Ну а кроме того, в материалистической трактовке, вера в Бога удовлетворяет биологическую потребность в высшем авторитете, с его способностью спасти и защитить, идущую от чувства детеныша к родителям и к вожаку в стае. Качество души, с позиции общества, определяется пределами преодоления природного эгоизма за счет веры и убеждений в необходимости христианских или идеологических добродетелей.

Жаль, но я снова свернул к модельному, т. е. словесному, представлению чувств. А ведь за отрицание этого «сведения» к модели как раз и ратуют приверженцы некой высшей духовности.

Так есть душа или нет?

Есть. Она в самом слове — «Душа», в его нейронной модели, с которой связаны другие модели — нейронные ансамбли, выражающие убеждения в существовании идеалов добра и возвышающие человека над эгоистическим материализмом. А может быть — и потребности в Боге.

Фикция? Но разве не такие же фикции — все словесные формулы и идеологические доктрины, изобретенные людьми? Однако они движут миром, хотя и не всегда в правильном направлении. Пусть лучше будут фикции Бога и Души.

У каждого свое понятие о новом этапе истории, начавшемся после апреля 1985 года. Для многих интеллигентов и для меня — это возможность принять посильное участие в делах общества. Раньше мы или поддакивали, или молчали. Были, конечно, люди вроде Сахарова, но таких — единицы. Я — из числа молчавших, что боялись потерять работу на своем участке.

Кроме хирургии — а в нашей клинике сделано без малого 50000 операций на сердце, — тридцать лет я руковожу отделом в Институте кибернетики имени В.М. Глушкова, где мы занимаемся созданием эвристических моделей сложных систем «типа живых» — от организма до общества. Занимаемся квалифицированно — диссертации, степени, монографии, технические устройства и даже премии. Обществом, к сожалению, занимался я один, поскольку открыть тему было невозможно. В 1969 году мне удалось даже напечатать маленькую брошюрку — «Моделирование общественных систем», 100 экземпляров, но ее быстро изъяли.

Метод моделей как основа любой теории сейчас уже не требует защиты, особенно после того, как ученые США (К. Саган) и наши (Н. Моисеев и др.) просчитали «ядерную зиму». Модели широко распространены в экономике, однако из них вынута сердцевина — психология и социология. Без них они теряют большую часть ценности.

В трактовках таких сложных систем, как личность, общество, наши философы расходятся с западными на все 100 процентов. И не смогут договориться, пока не будет теории, опирающейся на методику измерений и математической модели. То есть, пока наука об обществе не перейдет из сферы гуманитарной в естественнонаучную.

Можно бы и не горевать — пусть себе философы развлекаются. Но беда в том, что миру просто необходимо решать вопросы психологии и социологии, потому что от этого зависит, быть или не быть человечеству.

Не собираюсь обманывать: эвристическая модель — всего лишь гипотеза, выраженная средствами математики. Однако она необходимый этап на пути к модели реальной, к настоящей теории. Путь этот долгий.

Прежде чем обратиться к реальностям мира, побуждающим, просто требующим создания моделей, остановлюсь на одном вопросе: о Разуме. Опять-таки без хвастовства (притязаний к обществу не имею, мне — 75) скажу, что наш отдел квалифицированно занимается созданием искусственного интеллекта (ИИ). Он будет, но сейчас вопрос не в нем. Четверть века назад мы создали гипотезу об Общем Алгоритме Разума (ОАР) как аппарате оптимального управления объектами. С его помощью мы пытаемся объяснить разум естественный. И подойти к искусственному интеллекту. Понимаю, что мое заявление психологи сочтут безответственным. Не обижен. Доказать все равно не смогу, пока не заработают модели ИИ. Дело — в другом. Есть несколько качеств любого разума — от собаки до общества, — которые (увы!) ограничивают надежды на возможности «разумного» поведения, как человека, так и человечества.