Жизнь в эпоху перемен. Книга первая - Станислав Владимирович Далецкий

надо встречать за столом, а не в постели за богоугодным делом. Сама говорила, что как встретишь Новый год, так и проживёшь его. Я предлагаю тебе вдохновить меня своей любовью именно в постели, и именно в полночь, до которой осталось ровно 15 минут. Разденемся по-быстрому и туда, а потом вернёмся за стол, если захотим. Как тебе моё предложение?

Надя сделала вид, что это предложение её обрадовало, и через несколько минут они оказались в постели в своей спальне, куда Иван перенёс часы-кукушку, чтобы они известили приход Нового года кукованием деревянной птички. Времени оставалось в обрез и Иван стремительно овладел Надеждой, которая торопливо соединилась с ним, отдавшись чувственным ощущениям. Постепенно их любовная страсть начала подниматься до сладкого томления, граничившего с болезненностью вожделения, в этот момент часы пробили полночь, птица высунулась из избушки над часами и, прокуковав, спряталась вновь, не желая смотреть на прелюбодеяние.

Бой часов и крик кукушки словно хлыстом ударили по любовникам, и они с громкими стонами и вожделенными криками слились в судорожном движении тел и замерли, содрогаясь от уходящей страсти взаимного и полного удовлетворения плоти.

Надежда благодарно поцеловала Ивана в губы, когда он нехотя сполз к стенке, прижалась к нему всем своим горячим, удовлетворенным телом и сонным голосом предложила: давай спать, я ничего больше не хочу, мы, наверное, лучше всех встретили Новый год в этом городишке. Иван молча прижал её к себе, и они забылись сном сбывшегося желания, опустошившего их головы от ненужных и вредных мыслей.

Проснулись они поздним утром, повалялись в томной неге на кровати, пока в доме ощутимо не похолодало, и Иван вынужден был встать и затопить два печи, чтобы не замёрзнуть в первый день Нового года.

Затопив печи, он юркнул к Наде под одеяло, чем вызвал её притворное недовольство от холодного прикосновения озябшими ногами. Скоро жар от печей согрел воздух, и они, встав с постели, нагими пошли в гостиную, выпили по бокалу вина по случаю Нового года, и, совершив утренние процедуры, и одев халаты, приступили к новогоднему завтраку, посмеиваясь над вчерашним баловством при встрече Нового года. Перекусив и поболтав за столом на пустяшные темы, они вновь уединились в постели и повторили вчерашнее действие уже не в темноте, а при свете дня, который через окно освещал их нагие и сплетённые в страсти тела.

– Много ли человеку нужно для полного счастья, – лениво думал Иван, в опустошении чувств прижимая к себе Надежду, замершую в прострации полного женского удовлетворения. – Любимая женщина, тёплый дом, работа в удовольствие, дети – вот и все слагаемые счастья. У меня не хватает лишь детей, но даст Бог, придёт и это счастье отцовства.

Они дремали в объятиях, когда на кухне Даша загремела кастрюлями, чтобы накормить молодых хозяев поздним обедом после новогодней ночи. Иван потом до конца жизни вспоминал этот новый год, как самый лучший праздник, проведённый им в обществе любимой женщины.

Но от любви до ненависти всего один шаг, и этот шаг, ему ещё неведомый, готовил 1914-й год в свои грядущие дни.

Эти дни замелькали стремительной чередой однообразных будней, которые нанизывались один за другим, будто бусинки на нитку, превращаясь в ожерелье прожитого времени. Иван уже давно заметил, что с возрастом, ход времени ускоряется от неторопливой поступи в детстве до ускоренного шага в канун его тридцатилетия. Старики в деревне говорили ему, что в старости они дней не замечают вовсе, едва успевая различать месяцы или времена года. Вот и Иван, не успел оглянуться, как миновали Крещенье, масленица, Великий Пост и звон колоколов в храмах городка известил о приходе Светлого праздника Пасхи. Будучи в душе неверующим человеком, Иван, тем не менее, любил этот церковный праздник, совпадающий с весенним временем пробуждения природы, когда всё вокруг оживает после зимней спячки. Вешние воды смывают мусор с улиц, люди освобождаются от забот и невзгод, накопившихся за прошедшую зиму, и освобождённые души людские ищут себе новых свершений и впечатлений.

Для Ивана наиболее удачным по свершениям временем года была осень, но он понимал, что достижениями осени обязан весне, когда их замышлял. Подобно крестьянской жизни, по весне он затевал что-либо, а осенью пожинал урожай со своей затеи, если ранее не решал, что эта затея бесплодна, а иной раз и вредна.

За прошедшую зиму Иван много занимался историей московских князей, изучая книги, заказанные ещё в Петербурге, и заказывал себе новые через братьев, и на их основе написал приличную, по его пониманию, статью о том времени. Эту статью он собственноручно напечатал на пишущей машинке, имевшейся в училище, задерживаясь иногда допоздна, и возвращаясь домой лишь поздним вечером, вызывая справедливые нарекания Надежды, считавшей его исторические изыскания пустым делом, не имеющим практических перспектив.

Иван давно уже не посвящал Надежду в свои замыслы, общаясь с нею лишь на бытовые темы, ибо ещё ни одного раза ему не удалось отстоять свою позицию при расхождении мнений по любому вопросу, а такое расхождение имело место всегда.

Статью свою Иван послал почтой в Московский и Петербургский университеты и с нетерпением ждал ответа, который задерживался.

Весною этого рокового года, международная обстановка в Европе чрезвычайно обострилась, и две мощные военные группировки Антанта и Тройственный Союз обменивались жёсткими нотами, обвиняя противную сторону в ущемлении своих прав. Тройственный союз в составе Германии, Австро-Венгрии и Италии обвинял стороны Антанты: Англию, Францию и Россию в ущемлении своих прав в торговых и политических делах, а Антанта обвиняла Германию в необоснованных притязаниях на ведущую роль в мире.

В газетах откровенно писали, что дело добром не кончится, и будет война великая и кровопролитная. Царь Николай Второй желал своей реабилитации за позорно проигранную войну с Японией, и охотно участвовал в нагнетании страстей, не имея для этого ни военных, ни экономических, ни политических оснований, кроме личных амбиций недалёкого ума человечка.

Иван, зная положение в России из газет, где иногда прорывались слова правды, надеялся, что войны не будет, а если она и начнётся, то позднее, когда ему удастся перебраться в Москву или Петербург, где преподаватели университетов и институтов, как и прочие учителя, имеют третью категорию на мобилизацию в армию, до которой дело не доходило даже в Японскую войну.

В июне занятия в школах закончились, и учителя получили законное право на летний отдых. Надежда требовала от Ивана немедленной поездки в Минеральные Воды, чтобы поправить своё женское здоровье, но Иван медлил, ожидая ответа на свою научную статью, а в случае положительного ответа,