Грани безумия. Том 1 - Ирина Успенская

– Ваше величество! – Он поклонился, спиной чувствуя присутствие фрейлины, которая неслышно скользнула следом. – Могу ли я просить вас о разговоре наедине? Дело очень важное, иначе я бы ни за что не осмелился вам докучать. Еще раз прошу прощения за нескромность просьбы!

– О, милорд! – Губы Беатрис тронула благосклонная учтивая улыбка. – О какой нескромности вы говорите? Если я не могу доверять вам, кому же мне тогда доверять? Корделия, оставьте нас.

Фрейлина вышла, и Беатрис, продолжая улыбаться, осведомилась:

– Как здоровье вашей милой супруги? Я слышала, она недавно была во дворце с визитом, чтобы выразить соболезнования их величеству. Передайте ей мою глубокую благодарность!

«Она… чудовище, – подумал Грегор, не в силах оторваться от ее лица – совершенного в каждой черте, гордого, завораживающего даже сейчас – после всего, что он о ней узнал! – Настоящее чудовище, если не страдает… Проклятье, как она смеет не страдать, потеряв ребенка?! Если бы я видел, что она мучается от своей утраты, я… я понял бы, почему она хотела убить Айлин! Боль и бессилие толкают на безрассудство, кому знать об этом лучше меня? Но она… Видят Благие, ведь она… издевается!»

– Фарелл жив, – сказал он вслух, с удовлетворением отметив, как на глазах побледнела королева, и расчетливо добавил: – Он рассказал мне все.

Лицо Беатрис окаменело всего на несколько мгновений, но Грегору хватило одного взгляда на нее, чтобы увериться в искренности итлийца. Ну почему Фарелл не солгал?! Грегор никогда не простил бы Беатрис ее распутства, и все-таки… как ни отвратительно для женщины быть шлюхой, быть убийцей для нее куда страшнее! Женщина создана дарить жизнь, а не отнимать ее. Какая чудовищная насмешка над Всеблагой Матерью! Какая неблагодарность! Ведь Айлин спасла короля, которого Беатрис якобы любит! Полно, да разве эта тварь может любить? Разве есть место для любви в таком черном сердце?!

– Что ж, – проговорила Беатрис после долгого молчания, и от ее певучего голоса у Грегора закололо виски. – Полагаю, вы не вломились бы сюда, не будь у вас полной уверенности… Значит, моя судьба решена? О, какой дивный подарок вы сделаете Дорвенанту, уничтожив бесплодную королеву… – Она улыбнулась, глядя с такой унизительной смесью насмешки и жалости, что проклятье едва не сорвалось с его губ само собой. – И какой прекрасный подарок вашей нежной, вашей целомудренной женушке! Эта счастливица разом избавится и от угрозы смерти, и от постылого муженька! Я восхищаюсь вами, Грегор, видят Всеблагие и Баргот! Кто еще из мужей мог бы оказать своей жене такую услугу?!

– Как вы смеете?! – выдохнул Грегор одним горлом, вцепившись в первое, что подвернулось под руки… ах да, спинку кресла у туалетного столика! – лишь бы не поддаться дикому, неистовому желанию уничтожить ядовитую гадину. – Как вы смеете марать имя моей жены?!

– Как я смею? – серебристо рассмеялась Беатрис, и головная боль Грегора усилилась, превратила ее смех в тяжелые колокола, загудевшие под черепом. – О, как же я смею говорить правду? Как я смею видеть, что ваша жена любит другого? Как я смею видеть, что она желает другого так, что это желание сделало бы честь даже итлийке? И как я смею думать, что все это не помешает ей занять мое место, когда вы убьете меня и подставите свою голову под топор палача? Эта милая девочка однажды уже вышла замуж за одного, страдая по другому, почему бы ей не проделать это еще раз? Или вы думаете, что Аластор не сделает ее королевой? Бедную невинную бедняжку, чей муж оказался убийцей и клятвопреступником? А ведь вы клялись мне в верности, Грегор… И как влюбленный, и как подданный!

– Не вам, – уточнил Грегор немеющими от ярости губами. – А той женщине, которую когда-то любил. И которой вы, оказывается, никогда не были. А присягал я своему королю. И вы правы, я должен оказать ему услугу…

Ядовитые слова Беатрис против воли вызвали в его памяти сегодняшнее утро, странные вопросы Айлин, ее непонятную настойчивость. «Что, если я люблю другого?» «Я вас не люблю», – сказала она, когда Грегор просил ее руки… Проклятье, что за подлые мысли? Неужели он поверит этой… дряни, что даже стоя одной ногой в могиле пытается навредить им с Айлин?! Нет, никогда!

Но почему Беатрис не зовет на помощь? Не тянется к витому золоченому шнурку прямо рядом с рукой, не кричит… Неужели не верит, что вот-вот умрет? В ее глазах, таких же прекрасных, как всегда, горящих ненавистью и презрением, не было ни тени страха. А ведь она права в одном.

Нет, не в том, что Айлин ему изменяет. Об этом даже помыслить нелепо и подло.

Но если король казнит убийцу своей жены, Айлин останется вдовой. Беззащитной и одинокой матерью ребенка, который никогда не увидит своего отца. Еще, возможно, и в королевскую опалу попадет! О долге перед леди Бастельеро король вряд ли забудет, но благоволить наследнику или наследнице человека, которого терпеть не мог? И как сыну или дочери Грегора жить с клеймом на имени? Конечно, если обстоятельства станут известны, ни один человек чести не осудит того, кто защищал свою жену! К тому же беременную… И если бы не огласка, Грегор мог бы просто выйти отсюда и потребовать правосудия. Не у короля, так у Совета Трех Дюжин!

Только вот огласки допускать нельзя. Злые языки мгновенно распустят слухи, что у ревности королевы была причина. Нельзя еще сильнее пачкать репутацию Айлин!

Может быть, королева подумала о том же, потому что в ее глазах сверкнуло торжество. Чуть подавшись вперед, она глянула ему в глаза и мурлыкнула:

– Нелегкое решение, мой Грегор, не так ли? Ах, прости, я уже не вправе считать тебя моим. Неужели ты оставишь милую женушку вдовой, а своего ребенка – сиротой. Или, думаешь, никто не посмеет тебя обвинить? Никто не догадается, почему я умерла? Конечно, ты грандмастер своего искусства… Но Аластор любит меня, он не успокоится, пока не найдет убийцу, а я… даже из Садов Претемной я буду свидетельствовать, что это ты меня убил. Призраки не могут лгать, не так ли?

И снова улыбка тронула ее губы. Нежные, безупречно очерченные, юные… Грегор содрогнулся. Закусил губу изнутри, пытаясь прийти в себя, но даже боль помогла плохо, железный обруч мучительно стиснул голову… Беатрис опять откинулась на подушки и посмотрела на него с презрительным сочувствием, а потом уронила:

– Мне кажется, милорд, наша беседа затянулась. Простите, что нездоровье не позволяет мне уделить вам больше времени. И… ах да, я уже передавала привет вашей жене, верно? Посоветуйте ей беречь себя и даже после родов повременить с визитами ко двору. У бедняжки слабое здоровье, а придворная жизнь так утомительна! Мы ведь не хотим потерять ее в столь юном возрасте? Пожалуй, лучше всего для нее была бы жизнь в усадьбе подальше от Дорвенны. Тихая, спокойная, безопасная… Что скажете, милорд?

В ее улыбке появился новый оттенок, и Грегор понял, что ему предлагают перемирие. Даже нет, не перемирие, а пощаду! Ту самую, что Беатрис когда-то предложила Малкольму, и он отослал Джанет, выдав ее за немолодого провинциала. Она прожила в усадьбе пятнадцать лет, не показываясь ко двору, зато избежала смерти, вырастила сына и дочерей… И Айлин, несомненно, может так же! Какое восхитительное великодушие! А если король пожелает навестить ее? Или велит бывать при дворе?! Тогда – что?! Эта женщина, которая решает, жить его жене или умереть, щелкнет пальцами и отправит к ней нового убийцу?