Орлы или вороны - Дэвид Мартин

приятное за сегодняшний день. Парень почти сломался, ещё чуть-чуть, и Афанасьев бы его дожал, но не хватило времени. И ладно, главное, что всё прошло на ура. Он опять оказался сильнейшим, на вершине пищевой цепочки. Почему-то было не жалко даже Жука. Ну, тут уже ничего было не сделать. Ладно, по крайней мере, по пути он заберёт и его полмиллиона долларов. На самом деле всё было на грани фола. Когда он застрелил Ярского, у него оставалось всего несколько секунд, чтобы успеть скрыться. Ещё бы мгновение — и, возможно, Афанасьев отправился бы вслед за Виктором. Про люк посреди зала Павел Ильич знал давно. Там был технический проход на улицу — как раз в сторону оврага. Мысль сделать путь отхода на всякий случай родилась давно. Несколько месяцев назад он заплатил мебельщику, чтобы тот приехал и закрыл одну из сторон огромного стола, сделав из него неподъемную тумбу. Со стороны стол смотрелся монолитным и тяжёлым, но если знать, куда ударить, то эта пластиковая часть легко ломалась. Сняв крышку с люка, Павел Ильич ещё раз приехал сюда с тремя пропитого вида грузчиками, и с большим трудом им вчетвером удалось сдвинуть стол прямо на открытый люк. Грузчиков пришлось везти почти за сто километров, чтобы у них не появилось желания вернуться. Эти пьянчужки очень радовались, когда прораб, коим представился Афанасьев, за пять минут работы и два часа катанья на шикарной бэхе поставил им ящик хорошей, качественной водки. Такая дотошная, продуманная подготовка в конце концов окупилась с лихвой. Потерянное время теперь стоило ему жизни. Точнее, только благодаря подготовке он выжил. Когда Павел Ильич выбрался на другую сторону оврага, весь в колючках и репейнике, он запрыгнул в «тойоту» и огляделся. Вокруг была такая тишина, словно вообще ничего не произошло. Восемь трупов остались на той стороне оврага, а здесь начиналась новая счастливая жизнь. Витая в своих мыслях, Афанасьев, не превышая скорости, объехал Москву и, в Голицыно выскочив на Можайку, направился в сторону Вязьмы. Там он заберёт деньги, затем утилизирует всё, что связано с именем Павла Афанасьева, и через Белоруссию махнёт прямиком на Вильнюс. Теперь он будет Хватов Павел Макарович и по документам станет старше на два года. На Литовском КПП Каменный лог движение достаточно большое, и он проскочит как песня. Двухгодичный шенген, всё настоящее: и паспорт, и водительские права. Конечно, если машину загонят на сканер, то у него будут огромные проблемы, но этот риск ничтожно мал, можно о нём даже не думать. Деньги будут спрятаны так, что даже при самом тщательном досмотре их не найдут. Этот момент Паша тоже продумал. Рубли менять на евро уже ни времени, ни желания не было. Это можно будет сделать и позже, прямо во Франции. Благо, наших там валом. Афанасьев с приятным чувством удовлетворённости улыбнулся и нажал на газ.

* * *

Настя в белом халате сидела на железном кресле в ярко освещённом коридоре, недалеко от двери в реанимацию. Сжимая в руке холодный амулет Нуо, она безучастно смотрела в одну точку на противоположной стене. Слёз больше не было, наверное, кончились. Не было ни злости на Афанасьева, ни отчаяния, просто абсолютное безразличие. Видимо, в организме отключился какой-то тумблер, отвечающий за чувства, а может, это было действие таблеток, которые доктор-реаниматолог заставил её выпить. Настя потеряла счёт времени. Сейчас, скорее всего, была поздняя ночь, а может, уже утро, разницы большой не было. Время свернулось в плотный клубок, словно липкая густая паутина. Может, прошло пять часов, а может, пятнадцать. Словно в тумане, в мозгу проплывали отдельные отрывки этого долгого дня, наполненного ужасными событиями. Когда Виктора на носилках стали загружать в машину реанимации, с Настей случился нервный срыв, какого не было никогда в жизни. Она обвиняла всех окружающих в смертельном ранении Виктора. Сначала к ней подошёл Стас и стал успокаивать, но она так сильно врезала ему по лицу, что он просто закрылся руками и отошёл в сторону. Потом получил и Сиплый, который тут же оказался рядом и попытался её обнять и успокоить. Настя со всей силы лупила его по лицу, а он даже не закрывался, просто стоял рядом и что-то ей говорил. Затем Саня всё-таки обнял её, сильно прижал к себе, и они так стояли, пока Настя, рыдая и трясясь всем телом, не обмякла и чуть не потеряла сознание. Загрузились все вместе в скорую. Парамедики не препятствовали, понимали, что бесполезно. Сиплый всё время повторял врачу, что у них с Виктором стопудово одинаковая группа крови и резус, на что тот сказал, что они не имеют права сделать переливание, не проверив. Вкололи капельницу и под ужасно неприятный звук сирены помчались в сторону больницы. Настя молилась. Слёзы градом текли по щекам, а она повторяла только одну фразу: «Боже, пожалуйста, не забирай его у меня! Пусть он выживет!»

Потом было долгое ожидание около операционной. Сиплый ушёл сдавать кровь, и Насте, после того как она отошла от первого шока, захотелось перед ним извиниться. Когда через несколько часов вышел доктор, Настя дремала — видимо, сказалось перенапряжение. Она вскочила и подбежала к пожилому суровому хирургу.

— Ну как он, доктор? — чуть не криком спросила она.

— Состояние тяжёлое, — тихо сказал тот. — Не могу ничего гарантировать. Два пулевых ранения. Большие повреждения внутренних тканей. Вообще чудо, что его довезли до больницы. Делаем всё, что в наших силах.

Тогда у Насти случился второй срыв. Она упала на колени и надрывно закричала. Ничего не могла с собой поделать. Просто сидела на полу и, уткнувшись лицом в ладони, громко плакала. Потом её в полубессознательном состоянии отвели в процедурку, и медсестра по настоянию доктора почти силой затолкала ей в рот горсть каких-то таблеток. Видимо, успокоительных. Затем к ней подходил Саня с двумя силовиками, те задавали много вопросов, но ничего внятного так и не добились.

Сидя в одиночестве и продолжая глядеть в одну точку, Настя не заметила, как, расслабив пальцы на руке, уронила Нуо. Он глухо упал на кафельный пол, выдернув её из полудремотного состояния. Во рту всё пересохло, глаза щипало, а голова была тяжёлой, как мокрая ватная подушка. Настя наклонилась, подняла холодный амулет и поднесла его ближе к лицу. На зелёном камне тончайшими линиями был выгравирован глаз.

— Что же ты такое, в конце концов, — прошептала она, — что от тебя столько неприятностей?

Когда утром внутренний голос в виде енота разговаривал с ней, сначала подсказав, где запасные ключи,