Красный свет - Максим Кантор

Главнокомандующий Штаб армии,

9-й армии 18 февраля 1942 года

Солдаты 9-й армии! Мои испытанные зимой бойцы Восточного фронта!

После устранения прорыва западнее Ржева 9-я армия в тяжелых, неделями длящихся боях разбила одну из прорывающихся вражеских армий и полностью уничтожила другую.

В этом боевом успехе каждый командир и каждый солдат армии имеет свою долю!

Ваша готовность от командира до бойца к участию в боях доказывает, что мы превзошли русское оружие и солдат советской России, невзирая на продолжительную жестокость русской зимы.

Фюрер наградил меня сегодня «Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту Железного креста». Я буду носить его с признательной гордостью за вас, солдат 9-й армии, в особенности за тех из вас, кто отдал свою жизнь за выполнение наших задач, и как очевидный знак вашей солдатской стойкости.

Ваша боевая выдержка в этой зимней войне, которая войдет в историю великого немецкого народа, дает твердую уверенность, что мы и в будущем успешно справимся с любым врагом и любой задачей, которую поставит перед нами фюрер.

Готовился выйти к бойцам; адъютант сообщил, что Отто Кумм явился в штаб армии с докладом. Услышав об оберштурмбанфюрере Кумме, генерал-полковник Модель вышел навстречу. Жилистый, статный, маленький, монокль в правом глазу.

– Благодарю за отличную службу, оберст.

– Люди проявили геройство, господин генерал.

– Знаю, что понесли потери. Ваш полк мне по-прежнему нужен, герр оберст.

Отто Кумм показал рукой в сторону окна, сказал:

– Господин генерал, мой полк построен.

Модель подошел к окну. На площади выстроился полк «Дер Фюрер» дивизии СС «Рейх»– тринадцать человек.

Соломон Рихтер написал Фридриху Холину письмо:

«Подходит конец нашему обучению, через месяц мы станем полноправными штурманами и стрелками-радистами. Нам объявили, что мы скоро едем на фронт. Пока неизвестна конкретная часть, где будем служить, но все уверены, что будем сражаться под начальством генерала авиации Голованова, человека легендарного. Александр Голованов славен тем, что ставит перед летчиками трудные задачи и показывает пример, как надо трудность преодолевать.

Думаю, скоро война закончится. Я чувствую в себе столько сил для приближения победы! И что самое главное, теперь я отчетливо знаю, зачем эта победа нужна.

Дорогой Фридрих, я благодарен последнему году: я смог сосредоточится и понять, ради чего идет эта война.

Хочу, чтобы ты знал: с первого дня войны я был готов отдать жизнь за Родину, за близких, за любимую Таню, за нашу Москву. Это было неосознанное, инстинктивное желание защитить свою страну, свой город и своих любимых людей. Верь мне, я высоко ставлю жертвенное сознание, которое ведет солдат вперед. Мои товарищи движимы желанием подвига во имя Родины, и думаю, это даст им силы для решительной победы над фашистскими оккупантами.

Но философ обязан сформулировать вещи очень точно, и я хотел предельно ясно понять, чем эта война отличается от любой другой войны, на которой убивают людей, а солдатам говорят, что они гибнут за Родину. Не столь давно была Мировая война в Европе, которую сумел остановить Владимир Ильич Ленин. И конечно, убитым на ней солдатам тоже говорили, что они гибнут ради своей Родины. Так ведь на первый взгляд и было. И во время Галльской войны Юлия Цезаря, и во время Франко-прусских войн, и во время войн Рима с Карфагеном – во все века солдатам говорили их генералы одно и то же. Я считал своей задачей понять, почему наша война с фашизмом – особенная. Это другая война, не такая, как все прежние войны.

Сегодня политработники много говорят о патриотизме. Заместитель начальника политотдела нашего училища капитан Халфин читает нам лекции о патриотическом характере войны, о том, почему данная война является аналогом войны Отечественной 1812 года. Капитан Халфин много говорит о том, что войны делятся на справедливые и несправедливые, на освободительные и захватнические. Эти лекции очень нужны курсантам, которые завтра будут на фронте. Но думаю, что с научной точки зрения лекции не представляют большой ценности. К моему сожалению, фашисты тоже, вероятно, считают войну, которую ведут, – освободительной. Гитлер, вероятно, убедил нацию в том, что немцы возвращают себе земли, которые у них отняли другие капиталисты. А потом Гитлер придумал аргументы, почему надо захватить чужие земли, несложно догадаться, что он сказал немцам: если они первыми не захватят земли русских, русские захватят их земли. И поскольку в истории было много войн, люди всегда верят в то, что лучше напасть первому, пока не напали на тебя, – и в этом смысле всякая война в какой-то мере выглядит как освободительная, даже если эта война захватническая.

Капитан Халфин не позволил мне возразить, наш политрук – человек, убежденный в своей правоте, отвергающий иные мнения. Возможно, он считает, что на войне нужны упрощенные схемы. Так, капитан Халфин настаивает на мысли, что Россия всегда вела освободительные войны, и сравнивает битвы с татарами с нашей сегодняшней ситуацией. И в этом пункте я, к сожалению, вижу досадную слабость политической агитации. Именно перед лицом смерти я хочу все понять. Именно потому, что я могу исчезнуть и скоро буду неспособен думать, я хочу понять, ради чего я отдам жизнь. И мне представляется неприемлемым желание дать упрощенную картину мира тому, кто завтра уже не увидит этого мира.

Я отказался принять схему. История, сказал я Халфину, – живая и не схематичная вещь. Я процитировал Гёте: «Теория, мой друг, суха, но зеленеет жизни древо». Ты, несомненно, помнишь слова Фауста.

Пример с татарским игом – во всех отношениях плох. Дмитрий Донской был классический феодал, действовавший во имя интересов своего класса феодалов. Его конфликт с татарами не исключал его сотрудничества с татарами на предыдущем этапе ига, его взаимодействий с Ордой и тесных контактов с правящей элитой татарского военного лагеря. Интерес Донского состоял не в освобождении русских людей от кабалы, но в создании таких условий для угнетения крестьянства, при которых русским князьям доставалось бы не меньше оброка, нежели татарским баскакам.

Война с фашизмом – совершенно иная. Нам с тобой, Фридрих, надо отчетливо понять природу этой войны, надо знать, за что мы отдаем жизнь. Война – так раньше думали, и про это, в сущности, пишет Клаузевитц, есть квинтэссенция истории. Когда Клаузевитц называет войну продолжением политики иными средствами, он, собственно, прямо утверждает, что война – есть предельное воплощение истории: в мирное время мы получаем продукт социальной жизни в разжиженном виде, а война представляет концентрат социальных законов, война есть наиболее полное выражение исторических интенций. Подчеркну мысль еще раз: по мнению большинства, история и война есть одно и то же, но война предъявляет историю в беспримесном выражении, это, так сказать, идеальная химическая реакция.

В таком случае проблема, стоящая перед человечеством, заключается в преодолении истории, в создании над-исторического общества, которое тем самым будет лишено войн. Это звучит неожиданно, не правда ли?