Собрание сочинений - Влас Михайлович Дорошевич

А всё-таки сильно обращают внимание на то, что пишется в газетах.

— Да, но в силу причины, о которой я сейчас сказал, толку-то не получается ни для дела ни для нас. О нас-то уж даже и говорить нечего. Нам одни неприятности! Наиболее свободны мы по отношению к ведомству земледелия. Там мы почти свободны. Да ещё финансовое ведомство меньше других протестует, когда мы говорим о делах, подлежащих его компетенции. По крайней мере, у нас установился такой взгляд.

— Мы делаем большое дело, — отвечал Владимир Иванович, — и нам нужны сведения, советы, указания. У нас слишком большое дело! — и он заговорил с живостью. — На нас нападают, что мы всё забираем в свои руки. Говорят: «все мы теперь под Министерством Финансов ходим». Это естественно. Мы много берём у народа. Мы берём налоги, прямые, косвенные. Если осталась у народа экономия — один пропивает её на водке. На казённой водке. Другой, бережливый, копит и несёт в сберегательную кассу. В нашу кассу. Всякий избыток, — всё поступает к нам. Мы всё берём, — мы же должны и давать. Давать, чтобы он мог нам платить, чтоб ему было из чего. Это наша обязанность. Нам и приходится брать в свои руки дела, которые подлежат компетенции других ведомств. Неизбежно приходится. Чтоб поднять платёжные средства страны, её благосостояние, — прежде всего нужно просвещение. Какие школы — всё равно. Но школы, школы. Это — главнее всего. Вот мы и взяли в свои руки профессиональное образование. Покрывайте Россию сетью школ. Наше ведомство — «молодое», недавно реформированное. У нас меньше рутины, канцелярщины, чем в других ведомствах. Обратитесь в народное просвещение: дозвольте открыть школу, реальное училище? Пойдёт, по принятому обычаю, бесконечная переписка: вызывается ли потребностями данной местности да собирание по этому поводу материалов, да то, да сё. По нашему мнению, школа нигде лишней быть не может. Везде — нужда. Прибавьте к вашему реальному училищу, — ну, столярные классы. «Профессиональная школа!» Подлежит компетенции Министерства Финансов. Завтра же разрешение — открывайте! И с тех пор, как это стало легко, сколько кинулось: «Мы желаем! Мы желаем открыть школу, училище!»

Владимир Иванович говорил с увлечением:

— Вся Россия, таким образом, покроется сетью школ! Как они будут называться, это всё — равно. Но это школы. Школы! Главное!

Это было моё первое и последнее свидание с Владимиром Ивановичем.

Я всегда смотрел на сановников, как надо смотреть на великолепного королевского бенгальского тигра.

Любуйся, но не ласкай.

Эпиграфом ко всей моей скромной журнальной деятельности всегда было:

«Минуй нас пуще всех печалей

И барский гнев и барская любовь»…

Я слуга общества и больше ничей.

Я никогда не надеялся напечатать этот «панегирик», потому что никогда не думал, чтоб я, журналист, «пережил» товарища министра финансов В. И. Ковалевского.

Теперь я прошу вас, г. редактор, напечатать этот маленький очерк.

В. И. Ковалевский вышел в отставку. Его место занял В. И. Тимирязев.

Ещё старик Марий сказал:

— Восходящее светило всегда имеет больше поклонников, чем заходящее.

Всех вступающих сановников приветствуют. И позвольте среди ликующих возгласов в честь вступающего раздаться моему тихому голосу в честь уходящего.

Дайте место этим «крокам», этому штриховому наброску портрета В. И. Ковалевского.

Сделать этот набросок портрета заставляет меня не только благодарность, но и сама справедливость.

Г. Г. Солодовников

 Над владетелем пассажа

Разразился страшный гром:

Этот миленький папаша

Очутился под судом.

Хоть улики были ясны,

Но твердил сей муж прекрасный:

«Не моя в том вина!

Наша жизнь, вся сполна,

Нам судьбой суждена!»

Так пел лет 20 тому назад в роли Ламбертуччио, в московском «Эрмитаже», у Лентовского, весёлый и остроумный Родон.

«Боккачио» из-за этого шёл чуть не каждый день.

Москва валом валила в театр:

— Гаврилу Гаврилова под орех разделывают!

— Щепки летят! Одно слово!

Все были в восторге.

И когда Родон кончал, публика аплодировала, стучала палками, орала:

— Браво!.. Бис!.. Бис!..

Куплет про «папашу» повторялся три-четыре раза.

Г. Г. Солодовников тогда только что прогремел на всю Россию всех возмутившим делом с г-жой Куколевской.

Он прожил с г-жой Куколевской много лет, имел от неё кучу детей, — затем её бросил.

Г-жа Куколевская предъявила иск, требуя на содержание детей.

Солодовников отстаивал законное право бросать женщину, с которой жил, необыкновенно мелочно и гадко.

Он представил на суд все счета, по которым платил за неё, перечень подарков, которые ей дарил, и доказывал, что она ему и так дорого стоила.

Его адвокатом был знаменитый Лохвицкий. Человек большого ума, таланта и цинизма.

В своей речи он спрашивал:

— Раз г-жа Куколевская жила в незаконном сожительстве, — какие же у неё доказательства, что дети от Солодовникова?

Эта речь, этот процесс легли несмываемым пятном на знаменитого адвоката.

А за Г. Г. Солодовниковым, с лёгкой руки В. И. Родона, так на всю жизнь и утвердилась кличка «папаши».

Это было одно из тех тяжких преступлений против истинной общественной нравственности, которые никогда не забываются.

Этого человека, за гробом которого ехали пустые кареты, знала вся Москва, и вся Москва терпеть не могла.

Когда заходила речь о «папаше», наперерыв рассказывали только анекдоты.

И анекдоты, — один другого обиднее и хуже.

Купеческая Москва любит восхищаться делячеством и способна приходить в восторг от очень уж ловкого фортеля, даже если от него и не совсем хорошо пахнет:

— Всё-таки молодчина!

По купечеству многое прощается.

Г. Г. Содовников был ловкий делец, но даже и это в нём не вызывало ни у кого восторга.

Уж слишком много лукавства было в его делячестве.

— Знаете, как «папаша» пассаж-то свой знаменитый выстроил? История! Заходит это Гаврил Гаврилыч в контору к Волкова сыновьям. А там разговор. Так, известно, языки чешут. «Так и так, думаем дом насупротив, на уголку купить. Да в цене маленько не сходимся. Мы даём 250 тысяч, а владелец хочет 275. В этом и разговор». Хорошо-с. Проходит неделя. Волкова сыновья решают дом за 275 тысяч купить. Едут к владельцу. «Ваше счастье. Получайте!» — «Извините, — говорит, — не могу. Дом уж продан!» — «Как продан? Кому продан?» — «Гаврил Гаврилыч Солодовников за 275 тысяч приехали и купили.» — «Когда купил?» — «Ровно неделю тому назад!» Это он прямо из конторы!

— Ух! Лукав!

— Нет-с, как он пассаж свой в ход пустил! Вот штука! Построил пассаж, — помещения прямо за грош сдаёт. «Мне больших денег не надо. Был бы маленький