Конан Дойл - Максим Чертанов

Турне продлилось около пяти месяцев. Кроме Южно-Африканского Союза Дойлы посетили Родезию, Уганду, Танганьику и Кению. Лекции проходили с успехом, на который Дойл даже и не рассчитывал: в Кейптауне все желающие не могли достать билеты, и Дойлу предоставили для выступлений прямой радиоэфир; он нашел, что это великолепный способ донести свои идеи до большого числа слушателей. Однако газеты его травили, а аудитория его большей частью разочаровывала: он писал, что зачастую слушали его со снисходительностью, если не с полным равнодушием. Но в целом он остался доволен поездкой. «Мы возвращаемся поздоровевшие, укрепившиеся в вере, жаждущие броситься в бой за величайшее дело – возрождение религии и практического спиритизма, который есть единственное противоядие от материализма».

Пока старшие Дойлы занимались пропагандой, младшие охотились; неугомонный Адриан едва не погиб, когда раненный им громадный крокодил бросился на сопровождавшего охотников африканского юношу. Сам доктор при этом присутствовал; несмотря на свои 70 лет, он порывался уже лезть в воду. Адриану пришлось кидаться в реку и исправлять свою оплошность самому. Хочется верить, что он сделал бы это и в том случае, если бы отца не было рядом.

По итогам каждого из своих турне Дойл писал книгу: «Наши приключения в Америке», «Наши новые приключения в Америке»; помимо рассуждений о спиритуализме, они полны красочных и жизнерадостных путевых заметок. Поездка в Африку не стала исключением: из нее родилась книга «Наша африканская зима», в которой Дойл много размышлял о социальном укладе бывших британских колоний. Дойл отмечал, что между англичанами и бурами, а также между белым и черным населением Южной Африки растет напряжение, которое может превратиться во взрыв: «Опасность еще не близка, но она неуклонно приближается». Обращение с коренными африканцами приводило его в негодование: он возмущенно писал о том, как низок уровень медицинского обслуживания, предоставляемого им, – для врача все должны быть равными. Но полного равенства он не допускал и был против того, чтобы африканцы получали образование и право голосовать: по его мнению, это лишь усилило бы в них сознание неравенства и привело к ужасным последствиям. О бедных неграх надо заботиться, как о детях, и тогда все будет хорошо.

Домой вернулись незадолго до юбилея доктора – 70 лет. Празднование состоялось в «Бигнелл-Вуде»; там провели все лето, омраченное случившимся в июле пожаром. О причинах его толком ничего не известно. Адриан был уже слишком взрослым для подобных подвигов. Говорили, что поджог совершил кто-то из местных жителей, невзлюбивший семейство Дойлов. Пожар вполне мог быть и случайным: стояла жаркая сухая погода, кто-то уронил горящую спичку.. Сам доктор и его жена полагали, что огонь имел психическую природу и был вызван неким злым влиянием. В любом случае последствия пожара были ликвидированы быстро. В июне вышло в свет новое шеститомное издание рассказов Дойла; в июле – сборник «Маракотова бездна и другие истории» – последний прижизненный сборник беллетристики.

По жаре доктор несколько раз чувствовал себя плохо – прихватывало сердце. Ему был поставлен диагноз: грудная жаба, она же стенокардия. Однако осенью ему стало лучше, и во второй половине сентября состоялось давно планируемое турне на север Европы: Голландия, Бельгия, Дания, Норвегия и Швеция. Дойл страдал от болей в сердце, но от выступлений отказываться не хотел. Флегматичные скандинавы принимали его довольно доброжелательно – правда, о таких больших и шумных аудиториях, как в Америке, нечего было и мечтать, зато никто не падал в обморок и не травил себя ядом. Наиболее теплый прием был оказан лектору в Стокгольме – там он снова выступал в радиоэфире и ему снова это очень понравилось. В Лондон возвращались к 11 ноября – годовщине Компьенского перемирия. Дойл в этот день должен был выступить с речью (посвященной не столько спиритизму, сколько памяти погибших) сразу в двух местах: Альберт-холле – днем, Куинз-холле – вечером. Его ждали. Но он впервые в жизни мог подвести своих слушателей. На пароходе у него начался сердечный приступ. Его в сопровождении жены и трех врачей отвезли в лондонскую квартиру.

Врачи поставили ультиматум: никаких публичных выступлений. Он сказал, что согласен. А 11 ноября встал, оделся и поехал в Альберт-холл. Ноги плохо слушались его и говорил он с трудом. Джин безуспешно просила его уехать домой. Вечером оказалось, что зал Куинз-холла не вмещает всех желающих услышать выступление; тогда доктор вышел на балкон и произносил речь оттуда. День был очень холодный, шел снег. Но доктор Дойл отказался надеть шляпу. На следующее утро он не смог подняться с постели. Со всеми предосторожностями, как умирающего, его перевезли в Уинделшем. Но нет, нет, это еще далеко не конец сказки.

Вести постельный режим для Дойла означало – работать в постели. Он заканчивал свою последнюю большую вещь, которая была опубликована в 1930 году – «Грань неведомого». На русском языке эта книга не издавалась, а жаль: чтение прелюбопытнейшее. В предисловии к книге доктор назвал своих единомышленников «теми, кто боролся с упрямством нашего времени»; ее цель – побороть упрямство недоверчивого читателя.

В отличие от всех предыдущих работ Дойла по спиритизму в этом тексте нет практически ни слова о морали или загробной жизни; он целиком состоит из описания различных удивительных случаев, которые, по мнению автора, можно объяснить, лишь признавая подлинность спиритических явлений.

Это классические истории домов с привидениями, рассказы о чудесах, творящихся во время спиритических сеансов, краткие жизнеописания выдающихся медиумов, начиная с Гудини, который исключительно по своему упрямству не понимал, что является таковым, и заканчивая летающим Хоумом. Книгу обильно населяют замурованные скелеты, фавны, дриады, пророчества, загадочные стуки, светящиеся надписи, вещие сны, блуждающие огни, таинственные монахи и женщины в белых одеяниях. Не совсем ясно, почему всякий человек, который выступает против религиозной нетерпимости и войн и согласен с тем, что мы должны брать пример с жизни Христа, обязан признавать существование всех этих явлений (в противном случае он относится к упрямцам, с которыми необходимо бороться), – но доктору было не до этики и религии: чем дальше, тем больше он увязал в эмпирике: «А вот был еще такой случай, вы только подумайте...» Ему казалось, что человека, которого не убедили 49 примеров, может убедить пятидесятый. Истории, описанные в «Грани неведомого», интересны, но несколько однообразны. Есть, правда, среди них одна, которая заслуживает самого пристального нашего внимания. История эта называется «Лондонский призрак»...

В мае 1924 года в старом доме, расположенном в глухом переулке на расстоянии нескольких сотен ярдов от Пиккадилли, стали замечать паранормальные явления: глухие постукивания, светящиеся лучи в подвале. Девушка-секретарша, служившая в одной из находящихся в здании контор, несколько раз замечала на лестнице расплывчатую фигуру пожилого мужчины с недобрым лицом. И вот 28 мая, незадолго до полуночи, компания храбрых британцев, состоявшая из доктора Дойла, девушки-секретарши, одного молодого лондонского врача, одного молодого голландского художника, который также бывал в этом здании и ощущал его зловещую ауру, известного медиума Хораса Лифа (того, кто отыскивал Агату Кристи по ее перчатке) и священника Вейла Оуэна, прибыла в зловещий дом, дабы провести там ночь и познакомиться с призраком поближе.