The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

туристический спрос на шкуры и даже чучела животных. Торговцы и таксидермисты часто заказывали их у местных охотников. Особым спросом в США пользовались останки тигра.

Некоторые охотники специализировались на приобретении крупных кошек для европейских или североамериканских зоопарков и цирков. Первый современный зоопарк был открыт в Лондоне в 1828 году, в Берлине - в 1844 году (с добавлением большого дома хищников в 1865 году), а после 1890 года появились зоопарки в США. Их снабжением занималось небольшое число дилеров, связанных между собой международными связями. Иоганн Хагенбек, сводный брат гамбургского торговца и пионера цирка Карла Хагенбека, который в 1907 г. открыл свой собственный зоопарк, в 1885 г. занялся скупкой животных на Цейлоне, покупая образцы у местных жителей и совершая собственные экспедиции в Индию, на Малайский полуостров и в Индонезию. Конечно, такие люди использовали более щадящие методы, чем другие охотники, но результат был тот же - сокращение популяции животных. Сам бизнес был рискованным, многие животные не выживали после путешествия. Но огромные наценки вполне компенсировали это. В 1870-х годах носорог, купленный в Восточной Африке за 160-400 немецких марок, мог быть продан в Европе за 6-12 тыс. марок. К 1887 году компания Хагенбека продала более 1000 львов и 300-400 тигров.

Тигр стал самой яркой жертвой вырубки лесов и охотничьей страсти, завезенной из Европы. Специалисты в Индии, Сибири или на Суматре за свою карьеру могли застрелить 200 и более особей; король Непала и его гости-охотники в 1933-1940 гг. добыли в общей сложности 433 тигра. После робких начинаний в колониальный период эффективная охрана тигров началась только после 1947 г. в Республике Индия. Слоны получили правовую защиту раньше, в 1873 году на Цейлоне, и времена, когда один охотник мог заявить, что убил 1 300 особей, были недолгими. Использование слонов в качестве рабочих животных, по-видимому, не способствовало биологической стабильности вида в Азии. С другой стороны, колониальные власти прекратили их использование в военных действиях, традиционно приводивших к большим потерям.

В XIX веке охота была большим бизнесом в мировой экономике. Это было не совсем ново. Торговля пушниной, отнюдь не являющаяся абсолютно "досовременной" отраслью, охватывала континенты еще в XVII веке, а в 1808 году Иоганн Джейкоб Астор основал Американскую пушную компанию, ставшую впоследствии крупнейшей в США. Продвижение границы коммерческой охоты особенно пагубно сказалось на африканском слоне. В бурской республике Трансвааль до начала золотого и алмазного бума слоновая кость была, безусловно, самой важной статьей экспорта. Слонов массово истребляли, чтобы обеспечить Европу рукоятками ножей, бильярдными шарами и клавишами пианино. Только в 1860-х годах Великобритания импортировала 550 т слоновой кости в год из всех частей (еще не колонизированных) Африки и Индии; пик экспорта из Африки пришелся на 1870-1890 годы, на пик соперничества колониальных держав за территориальные владения. В те годы ежегодно убивалось от 60 до 70 тыс. слонов. В 1900 году Европа по-прежнему импортировала 380 тонн слоновой кости, представлявшей собой "урожай" от примерно 40 тыс. слонов, не имевших коммерческой ценности. После того как в ряде колоний произошел спад популяции слонов, приведший к первым робким мерам (в Британской империи) по их защите, последним источником бивней осталось Свободное государство Конго, находившееся под властью Бельгии, - не только место жестокой эксплуатации человека, но и гигантское кладбище для слонов. С начала XIX века до середины XX царственное животное исчезло из значительной части Африки, как из северного пояса саванн, так и из Эфиопии и всего Юга. Вплоть до Первой мировой войны в Африке убивали больше слонов, чем рождалось. Только в межвоенный период удалось создать нечто похожее на эффективную стратегию охраны вида.

Подобные истории можно рассказать и о многих других животных. Девятнадцатый век стал для всех них, как и для североамериканского бизона, веком беззащитности и массового истребления. Носорог представлял собой особый вызов для европейских охотников на крупную дичь. Но до недавнего времени именно спрос в Азии, а не в Европе, был его гибелью, поскольку и на мусульманском Востоке, и на Дальнем Востоке ценили вещество его рога и готовы были платить за него астрономические цены. Популярность шляп из страусиного пера привела к тому, что эту африканскую дикую птицу стали разводить на фермах, что, по крайней мере, спасло ее от вымирания. Во всем мире картина была одинаковой: безжалостное насилие над дикими животными в XIX веке, затем постепенное изменение взглядов первых экологов, а затем и британских колониальных бюрократов. С точки зрения истории человечества ХХ век по праву считается веком насилия. С точки зрения тигров и леопардов, слонов и орлов, он выглядит более благоприятно - как век, когда человек попытался достичь modus vivendi с существами, с которыми на протяжении тысячелетий, до изобретения огнестрельного оружия, он сталкивался в отношениях примерно равных шансов.

Естественно, что помимо погони за прибылью были и другие причины для охоты. Охотники на крупную дичь становились культурными героями. Способность одолеть медведя гризли в дикой природе, казалось, концентрировала в себе высшие качества североамериканского характера. Примерно на рубеже веков президент Теодор Рузвельт приложил немало усилий, чтобы представить себя его воплощением: охота на крупного зверя в угоду СМИ дошла до Килиманджаро. Джентльмены охотились, а поселенцы извлекали выгоду из окружающей природы и почти всегда были фермерами и охотниками в одном лице. По крайней мере, в начале XIX века крупные хищники были еще настолько распространены во всех зонах расселения, что первопроходцам не мешало защитить свои владения.

Моби-Дик

Промысел трески или сельди больше напоминал сбор морского урожая, чем ловкую охоту, но китобойный промысел был одним из видов морского труда в XIX веке, который не был лишен характера охоты. Один из эпических подвигов эпохи, он был также своего рода индустрией. Баски охотились на китов еще в Средние века, оттачивая специальные приемы, которые в XVII веке переняли голландцы и англичане. К началу XIX века моря у Шпицбергена были настолько пусты от водной фауны, что китобойный промысел там стал нерентабельным, и внимание переключилось на Гренландию. Что касается североамериканцев, то они вступили в борьбу в 1715 году из порта Нантакет в штате Массачусетс, сосредоточившись сначала на большом кашалоте в Атлантике. В 1798 г. американские китобои впервые появились в Тихом океане, а в последующие три десятилетия они заняли почти все важные китобойные районы мира. Китобойный промысел достиг своего пика в 1820-1860 годах, причем после войны 1812 года ведущей страной стали США. К 1846 году китобойный флот США, базировавшийся в основном в портах Новой Англии и активно