Дыхание снега и пепла. Книга 1. Накануне войны - Диана Гэблдон

Птица захмыкал, как обычно делал, когда был чем-то удивлен.

– Значит, может случиться, что будут те, кто не пойдет? – резко спросил Кэмерон. – Они смогут укрыться?

– Надеюсь, что так, – просто отозвался Джейми.

Они посидели в тишине какое-то время, каждый мужчина смотрел в огонь, каждый смотрел в свое будущее или прошлое.

– Эта твоя жена, – наконец сказал Птица в глубоком раздумье, – ты за нее дорого заплатил?

– Я отдал за нее почти все, что имел, – сказал он с какой-то тоскливой иронией, которая заставила остальных рассмеяться. – Но она того стоила.

* * *

Было очень поздно, когда Джейми пошел в гостевой дом. Луна взошла, и небо дышало бесконечным спокойствием, звезды пели друг другу в бесконечности ночи. Каждый мускул тела ныл от боли, он так устал, что споткнулся на пороге. Но инстинкты по-прежнему работали, и он скорее почувствовал, чем увидел, как кто-то двигается на тахте.

Боже, Птица по-прежнему не сдавался. Что ж, сегодняшней ночью это неважно, он может лежать обнаженным рядом с выводком молодых девушек и все равно будет спать как убитый. Слишком уставший, чтобы испытывать раздражение, он попытался вежливо ее поприветствовать. Она поднялась.

В отсветах костра стояла зрелая женщина, ее волосы заплетены в седые косы, белое платье из оленьей кожи раскрашено и украшено иглами дикобраза. Он узнал Голоса в Лесу, одетую в ее лучшее платье. Птица совсем вышел из берегов со своими шутками – он послал Джейми собственную мать.

Джейми окончательно забыл весь язык цалаги, какой знал. Он открыл рот, но так ничего и не сказал. Женщина слабо улыбнулась и протянула руку.

– Иди сюда и ляг, Убийца Медведей, – сказала она. Ее голос был мягким и низким. – Я пришла, чтобы вытащить змей из твоей головы.

Она потянула его на тахту и уложила головой себе на колени. Потом она уверенно расплела волосы и распустила их перед собой, их прикосновение успокаивало пульсирующую голову и болезненную шишку на брови. Он не имел представления о том, сколько ей может быть лет, но пальцы ее оказались сильными и выносливыми – она мелкими ритмичными движениями по кругу массировала его скальп, виски, места за ушами и затылок. Голоса в Лесу бросила в огонь зубровку и еще какие-то травы. Дыра для дымохода исправно работала, и он видел, как белый столб дыма поднимается вверх, очень спокойно, но внутри он казался живым, подвижным. Женщина что-то напевала, шептала какую-то песню, было сложно разобрать слова. Он наблюдал, как бессловесные формы поднимаются вверх в столбе дыма и чувствовал, как тело тяжелеет, члены наполняются мокрым песком, словно оно превращается в мешок с песком перед наступающим наводнением.

– Говори, Убийца Медведей, – сказала она очень мягко, прерывая свое пение. В руке у нее лежал деревянный гребень, он ощутил, как его изношенные закругленные зубцы ласкают кожу головы.

– Я не могу… призвать твои слова, – сказал Джейми, спотыкаясь о каждый звук языка цалаги и потому говоря очень медленно. В ответ женщина тихонько фыркнула.

– Слова не важны, как и язык, на котором ты говоришь, – сказала она. – Просто говори, я пойму.

И он с запинками начал говорить – на гэльском, потому что это был единственный язык, который не требовал усилий. Он знал, что должен говорить о том, что у него на сердце, и начал с Шотландии – с Каллодена. Он начал с горя. С потерь. Со страха.

И в своем монологе он повернулся от прошлого к будущему, где три этих слова маячили снова, как холодные призраки, выступающие из тумана, глядящие на него своими пустыми глазами.

Среди них был еще один призрак – призрак Джека Рэнделла – он почему-то стоял сразу по обе стороны от Джейми, сбивая его с толку. Эти глаза не были пустыми, на призрачном лице светилась жизнь. Он его все-таки убил или нет? Если да, ходил ли призрак за ним по пятам? Если нет, преследовала ли его мысль о том, что он не отмщен, была ли потеря памяти остроумной насмешкой над его неудовлетворенностью?

Пока он говорил, он как будто поднялся над телом и теперь смотрел на себя, спокойно лежащего с открытыми глазами, взгляд обращен вверх, волосы темно поблескивают, рассыпавшись, как нимб, вокруг головы, пряди светятся серебром, выдающим его годы. Он увидел себя в этом пограничном состоянии, отдельно от всего. Он был один. Он был в мире с собой.

– Я не держу зла на сердце, – сказал он, слушая, как звучит собственный голос – медленно и издалека. – То зло меня больше не трогает. Может прийти другое, но не это. Не здесь. Не сейчас.

– Я понимаю, – прошептала женщина и продолжила расчесывать его волосы, пока белый дым неслышно поднимался в небо.

Июнь 1774 года

Я распрямилась над грядкой, сидя на коленях, и потянулась, уставшая, но счастливая. Спина ныла, колени скрипели, как несмазанные дверные петли, под ногти забилась земля, мокрые волосы прилипли к шее и щекам, но молодые побеги стручковой фасоли, лука, репы и редиса были посажены, капуста прополота и прорежена, а дюжина больших кустов арахиса – выкорчевана из земли и развешена на ограде для просушки, в безопасности, защищенная от мародерствующих белок.

Я подняла глаза к солнцу – по-прежнему над каштанами. Достаточно времени до ужина, чтобы успеть сделать еще пару дел. Я поднялась на ноги и окинула взглядом свое маленькое королевство, размышляя, чем лучше теперь заняться. Проредить мелиссу и кошачью мяту, которые угрожали захватить дальний угол сада? Притащить пару корзин хорошо перепревшего навоза из кучи за сараем? Нет, это мужская работа.

Заняться травами? Три куста французской лаванды уже доходили мне до колена: тонкие стебли увенчивали густые синие соцветия; тысячелистник тоже стоял в полном цвету, вытянув к солнцу розовые, белые и желтые кружевные зонтики. Я потерла пальцем под зачесавшимся носом, пытаясь вспомнить, подходящая ли сейчас фаза луны, чтобы срезать тысячелистник. Розмарин и лаванду в любом случае нужно собирать утром, когда эфирные масла вместе с солнцем поднимаются вверх, – позже в течение дня эффект пропадет. Значит, мята. Я потянулась за тяпкой, которую оставила прислоненной к ограде, и увидела маячащее между досками палисада лицо. Сердце подпрыгнуло от неожиданности, и я отпрянула от ограды.

– О! – Мой гость тоже испуганно подался назад. – Bitte, мадам! Я не хотел вас испугать.

Из-за свисающих плетей ипомеи и дикого ямса на меня смущенно смотрел Манфред Макгилливрей. Мы сегодня уже виделись, он принес для Джейми несколько мушкетов, завернутых в холстину.

– Все в порядке. – Я наклонилась, чтобы поднять упавшую тяпку. – Ты ищешь Лиззи? Она в…

– О нет, мадам. Дело в том… могу я поговорить с вами с глазу на глаз, мэм? – неожиданно спросил он.

– Конечно. Проходи в сад, мы поговорим, пока я занимаюсь прополкой.

Он кивнул и пошел к калитке. Что ему может быть от меня нужно? Он был одет в плащ и ботинки, серые от пыли, штаны были сильно измяты. Значит, он какое-то время провел верхом, приехал не из дома и к нам в Большой Дом еще не являлся – миссис Баг бы все вычистила, независимо от его собственных желаний.