Творения. Том первый. ТВОРЕНИЯ АПОЛОГЕТИЧЕСКИЕ. ДОГМАТИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ. ИСТОРИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ - Емец

возражал ему, говоря, что не надлежит принимать [в церковное общение] изобретших ересь вопреки истине и преданных анафеме Вселенским Собором, то делает он так, что и царь, блаженной памяти Константин, пишет ко мне с угрозами, что, если не приму [в церковное общение] ариан, буду терпеть то же, что терпел и прежде и ныне терплю. Вот отрывок этого послания; письмоподателями же были царедворцы Синклитий и Гавденций.

Отрывок из письма царя Константина [1088]

«Итак, имея указание моей воли, всем, желающим вступить в Церковь, давай беспрепятственный вход. Если же я узнаю, что кому-либо ты воспрепятствовал присоединиться к Церкви или преградил вход в нее, то немедленно пошлю низложить тебя по моему повелению и удалить из тех мест».

60. А так как я убеждал царя письмами в том, что у христоборной ереси не может быть никакого общения с кафолической Церковью, то Евсевий, ссылаясь на тот случай, по поводу которого сделано было соглашение с мелетианами, пишет к ним и убеждает их выдумать повод, чтобы как измышляли [1089] они против Петра, Ахилла и Александра, так выдумали и разгласили что-нибудь и против меня. Итак, поискав много и ничего не найдя, напоследок по воле евсевиан сочиняют и выдумывают они первое обвинение, представленное Исионом, Евдемоном и Каллиником [1090] о льняных стихарях,[1091] будто бы я дал правило египтянам и с них первых стал сего требовать. Но там нашлись мои пресвитеры, царь их выслушал, и обвинители были осуждены. [Col. 360] Пресвитеры же эти были Апис и Макарий. Царь пишет, осуждая Исиона, а мне повелевает явиться к нему; написано же царем следующее.[1092]

Евсевий, узнав об этом, убеждает моих обвинителей подождать, и, как скоро пришел я, снова обвиняют они Макария в сокрушении чаши, а на меня возводят не какую-либо простую клевету, но сверх всего – будто бы я, действуя против царя, послал ящик с золотом какому-то Филомену. Царь и об этом выслушал меня в Псаммафии.[1093] Они же, по обычаю будучи осуждены, были удалены прочь. При возвращении моем царь пишет к народу следующее:

«Константин Великий, Август, всем верным кафолической Церкви в Александрии.

61. Приветствую вас, возлюбленные братья, призывая высочайшим свидетелем воли моей Бога и Единородного Создателя нашего закона, Который владычествует над всей жизнью и ненавидит разномыслие. Что же еще сказать мне? Что нахожусь в добром здравии? Но мог бы я наслаждаться большей крепостью здоровья, если бы вы взаимно любили друг друга, отложив ту ненависть, из-за которой, увлекаясь треволнениями состязающихся, оставили мы пристань любви. О, как это странно! Сколько бед воздвигает ежедневно смятенная зависть! От сего в народе Божием поселилась худая слава. Куда же удалилась верность праведности? Когда до такой степени стали мы окружены мглой тьмы не только по причине множества заблуждений, но и за проступки неблагодарных? Мы терпим награждающих безумие, но, замечая притесняющих скромность и истину, нерадим об этом. Как ужасно такое наше злонравие! Врагов не обличаем, идем по следам разбойнического скопища, отчего пагубная ложь, не встречая противоборника, скажу так, удобно проложила себе путь. Неужели нет у нас никакого чувства, даже по милости общей всем природы, если вознерадели мы о предписаниях закона? Но скажет кто-нибудь: в нас есть любовь естественная. Отчего же при врожденной наклонности к добру, имея Божий закон, терпим мы противление и мятеж врагов, разжигаемых обыкновенно какими-то страстями,[1094] и, имея глаза, не видим и не чувствуем, хотя и ограждены сознанием закона? Какое оцепенение объяло нашу жизнь, что столько нерадим о себе самих, даже при Божиих напоминаниях об этом? [Col. 361] К тому же не зло ли это невыносимое? Не врагами ли нужно считать их, а не домом и народом Божиим? Ругаются над нами эти погибшие, укоряют нас и действуют нам наперекор.

62. С каким безрассудством делают они это, прошу вас самих поразмыслить об этом, потому что у глупых злоба на языке их, и всюду с ними этот свинцовый (μολιβδίνας) гнев, которым взаимно поражают друг друга и нас вовлекают в это к усугублению собственного своего наказания. Кто учит хорошему, тот признается врагом; а кто открыто показывает в себе порок зависти, тот недолжным образом похищает снисходительность народа, злоупотребляет ею, расточает ее, желает зла сам себе, прикрашивает и приправляет себя похвалой, извращает же истину и вводит в обман веру, пока в собственной своей совести не найдет норы и тайного убежища. Это невежество делает их несчастными, когда, не имея достоинств, они сами себя безрассудно хвалят, говоря: «О, как это худо! Этот – стар, а этот – ребенок. Мне прилична эта честь, мне должна принадлежать, а у него быть отнята; как скоро привлеку всех на свою сторону, попытаюсь сделать, чтобы не иметь ему власти». Удивления достойно это неистовое восклицание! Любопытно посмотреть на порядки, совещания или, так сказать, на руководство [1095] в этих нелепых сборищах! О, как мы нелепы, если можно сказать так! В Церкви Божией – доказательство нашего неразумия. И не стыдятся они? Не упрекают сами себя? Не терзаются сердцем о том, чтобы теперь, по крайней мере, видя этот обман и осмеяния, показать сколько-нибудь достойный образ мыслей? У них – одна сила зависти, опирающаяся на свои ядоносные средства. Ничего не смогли эти лукавые сделать против вашего епископа. Поверьте мне, братия, не достигли они ничего другого, кроме того, что, потратив наше время, не оставили себе в жизни сей никакого места для покаяния. Итак, умоляю вас, приложите попечение о себе самих, с любовью примите нашу к вам любовь и всеми силами гоните от себя желающих обратить в ничто радость нашего единомыслия. Имея пред очами Бога, возлюбите друг друга. С удовольствием принял я вашего епископа Афанасия и беседовал с ним в полном убеждении, что он – Божий человек. Вам разуметь это, а не мне судить. Ибо необходимым признал я, чтобы сам почтеннейший Афанасий передал вам от меня приветствие; так как имею в виду заботу его благожелательности [о вас], которая не недостойна моей миротворной веры, всегда благоукрашена спасительной мыслью и имеет в готовности убеждающее рассуждение. Бог да сохранит вас, возлюбленные братья!»

Так писал Константин. [Col. 364]

63. После этого мелетиане, успокоившись ненадолго, снова приходят в движение и, стараясь угодить подкупившим их, замышляют следующий план. Есть местечко Мареот, подведомственное Александрии; в нем Мелетий не мог произвести раскола. Посему когда были там церкви на определенных для того местах и в них собирались все пресвитеры, а народ пребывал